Слезы дракона. Дин Кунц

сзади негромко позвала его:

      – Гарри!

      Он неохотно оглянулся.

      – Спасибо тебе за все.

      – И тебе спасибо.

      Скорее всего это будет их первое и единственное упоминание того, что оба живы только благодаря четким и слаженным совместным действиям.

      Не останавливаясь и заранее содрогаясь при мысли о толпящихся снаружи зеваках, он заспешил к выходу.

      Позади раздался влажный, причмокивающий звук. Работники морга оторвали от пола приклеенное к нему загустевшей кровью тело убитой.

      Порой он забывал, почему пошел работать в полицию. И тогда это ему казалось не столько актом сознательного выбора профессии, сколько актом сумасшествия.

      В таких случаях он терялся в догадках, пытаясь представить себя в другой профессии, и, как всегда, мозг неизменно отказывался повиноваться ему. Вероятно, и впрямь существует нечто, называемое судьбой, некая таинственная сила, неизмеримо более значительная для человека, чем законы, по которым Земля и другие планеты вращаются вокруг Солнца, определяющая биографии мужчин и женщин, переставляя их, словно пешки, на шахматной доске жизни. А пресловутая свободная воля скорее всего не более чем безнадежная научная фикция.

      У входной двери полицейский офицер в форме, пропуская его, бросил вполголоса:

      – Как в зоопарке.

      Гарри так и не понял, имел ли он в виду жизнь вообще или толпу зевак у ресторана.

      С того времени как Гарри и Конни зашли в ресторан поесть, снаружи значительно похолодало. Над завесой деревьев небо было сплошь серым, как кладбищенский гранит.

      Оттесненные сбитыми из реек козлами с туго натянутой между ними желтой бечевкой, какой полицейские обычно оцепляют место преступления, около шестидесяти или восьмидесяти человек, сгрудившись и толкая друг друга, вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть зал, в котором была учинена кровавая бойня. Молодые, подстриженные по последнему крику моды люди стояли бок о бок с пожилыми гражданами, с иголочки одетые бизнесмены – с отдыхающими в шортах и гавайских рубашках. Некоторые жевали огромные с шоколадной начинкой пирожные, купленные неподалеку в булочной-кондитерской, и у всех без исключения был праздничный настрой, словно никому из них никогда не суждено умереть.

      Гарри, едва выйдя из ресторана и став центром заинтересованных взглядов толпы, сразу же почувствовал себя неловко. И опустил глаза, чтобы не видеть их глаз. Страшась обнаружить в них одному Богу ведомо что скрывающую за собой пустоту.

      Круто свернув вправо, он прошел рядом с первым, уцелевшим, окном. Впереди маячило другое окно, выбитое, из рамы которого все еще торчало несколько острых, как клыки, осколков. Вся бетонированная дорожка перед ним была усыпана битым стеклом.

      Пространство между полицейским кордоном и фасадом здания было совершенно пустым, как вдруг молодой человек лет двадцати нагнулся и пролез под желтой бечевкой в том месте, где она была натянута между двумя росшими вдоль обочины деревьями. И как ни в чем не бывало начал пересекать тротуар прямо перед носом у идущего Гарри, совершенно не замечая его и обратив все свое внимание