ДК. Борис Бужор

поправляю я.

      – Верона?

      – Ну, Ромео и Джульетта в Вероне вроде жили…

      Ленка морщится, убирает со стола оливки. Снимает закипающий чайник.

      – А я кофе буду. – Она открывает шкафчик, ищет баночку своего «Egoiste».

      Повернувшись ко мне спиной, Ленка долго возится с кружками.

      – Ты с сахаром будешь?

      – Да.

      – Тебе сколько ложек?

      – Три.

      Крепкие и спортивные ножки жены интригующе напряжены. Светлые волосы распущены и свежи. Настоящая блондинка из какого-нибудь «Playboy», даже поверить трудно, что эта женщина – моя жена. Говорят, что страсть проходит через год – не верю, это выдумали располневшие тетки и пузатые мужики, чтобы наукой оправдать свою никчемную сущность.

      Я выхожу на балкон покурить, распахиваю окна навстречу розовому небу. Двор уже пуст. Припаркованные машины, весенний, запутавшийся в ивовых ветвях сумрак. Промокшие газеты подсыхают на недавно покрашенных скамейках.

      – Чай остынет, – слышу за спиной.

      – Я быстро.

      Только закуриваю, Ленка приносит мой сотовый.

      – Тебе сообщение.

      Открываю экран… Серега:

      «Платон, извини, тут после спектакля разговор с худруком был про меня и Сыча… В общем, завтра надо встретиться, поговорить…».

      – Ты понимаешь, что это значит?

      – Понимаю, – выдыхаю дым в угол балкона, заросший паутиной.

      – Ты остался без актеров… Танька не хотела говорить. В общем, она тоже не хочет в твоем спектакле играть. Мы с ней разговаривали.

      – Понимаю…

      Экран внезапно загорается. Библиотекарь:

      «Платон, привет, ну, что там завтра с репетицией?»

      Нужного ответа не нахожу, медлю.

      Ленка обнимает меня со спины, жар ее затвердевших сосков намекает на яркую и счастливую ночь.

      – Платон, ну завязывай ты с этим своим театром, – по уху скользят влажные и томатные губы жены.

      «Платон Сергеевич, родненький…» – слышу я из неведомого далека.

      «Show Must Go On»

      С утра хочу ворваться в ДК, но прям перед носом отворяется бронебойная дверь, и меня сносит встречный поток рвущихся на улицу детей. Он отбрасывает меня все дальше и дальше. Я стремлюсь хоть немного продвинуться вперед. Против течения не пройти, бесполезно, слишком сильно.

      – Так, спокойней-спокойней, – слышу голос воспитателя, а может, просто – кого-то из родителей.

      Школьники жаждут свободы. Меня захлестывает волна ребячьих улыбок, криков, слов, восклицаний.

      – Ты дурак!

      Вылетает мне в лицо.

      – Сам дурак… – раздается из шевелящейся густоты. Кажется, что отвечаю я сам.

      Девочки в костюмах букашек, мальчики с подрисованными усами… Юнцы в картонных шляпах, моряки, пираты.

      – Разойдись!

      Пацаны постарше выкатывают пушку.

      – Э, по ногам аккуратнее, – злится подросток на своих «однополчан». – Всеку сейчас.

      Бравым маршем выходят гусары.

      – Всосешь ты, – хохочет дылда в аксельбантах.

      – Так,