Тропою испытаний. Григорий Федосеев

это открытие встревожило. Хаотичные нагромождения гор вблизи реки вряд ли позволят нашим подразделениям беспрепятственно передвигаться в этом районе. А миновать его мы не можем и, значит, будем вынуждены столкнуться с препятствиями, преграждающими проходы к этой своенравной реке и ее многочисленным притокам.

      Самолет, миновав Джугдыр, повернул на восток к заливу, к Удской губе, где мы должны приземлиться, чтобы заправить машину. Летим над широкой долиной. Местность резко изменилась. Под нами лежали волнистые мари, рассеченные многочисленными речушками и обмежеванные чахлыми перелесками. Летом здесь путешественника поджидают гнус, топи и непроходимые болота. Все однообразно и, как в пустыне, почти нет ориентиров.

      На ледяном «аэродроме» нас встретил заместитель начальника экспедиции Рафаил Маркович Плоткин, прибывший сюда несколько дней назад для организации оленьего транспорта и заброски продовольствия в глубину приохотской тайги. О нашем прибытии ему сообщили из штаба.

      – Пошли, пошли, – торопил он нас, – ко мне в палатку, угощу строганиной – пальчики оближете!

      Возле палатки стоял готовый в путь олений обоз в пятьдесят нарт, нагруженных мукой, ящиками, тюками. Груз пойдет в горы, в местоположение базы нашей топографической партии.

      Рафаил Маркович отдал каюрам последние распоряжения, те покурили, вполголоса поговорили между собой, и обоз цепочкой двинулся на запад.

      С моря тянула холодная поземка. Ветер, роясь в снежных сугробах, срывал искристую пыль, уносил куда-то в глубь материка. На берег со скрежетом выпирал лед, сдавленный разыгравшимся морем. Огромные льдины вздымались, глухо падали, потрясая землю.

      Морской холодный ветер звонко трепал борта палатки, но внутри было тепло. Тут нас действительно поджидали: на свежей еловой хвое, устилавшей пол, стояли сковородка жареной наваги и огромная эмалированная чашка кетовой икры, пересыпанной завитушками тонко нарезанного лука. На раскаленной печке доваривалось мясо, распространяя аппетитный запах какой-то острой приправы. Мы стали размещаться.

      – Посмотрите, на что способно Охотское море, – похвалился Плоткин, показывая крупную кету величиной с хорошую семгу. – Редкий экземпляр, к тому же свежий.

      – Кирилл Родионович имеет возможность блеснуть своим талантом, – сказал Хетагуров, усаживаясь на пол и по-кавказски подбирая под себя ноги.

      – Это вы насчет строганины? Можно. Но оговариваюсь: если не получится – не обижайтесь. Я ведь знать не знаю, с головы стружат рыбу или с хвоста. – Кирилл Родионович Лебедев, лукаво улыбаясь, достал из-за пояса увесистый нож уродливой формы и добавил: – Не пугайтесь, нож собственной конструкции.

      Он ловко отрубил у кеты голову, хвост, содрал со спины кожу, и в чашку полетели тонкие, словно хрустальные, стружки розовой мякоти. Они на лету свертывались в трубки. Их обрызгивали уксусом и посыпали черным перцем.

      – Настоящая строганина должна быть с хрустом, что хворост. Мы ее сейчас