Меченый (сборник). Григорий Федосеев

разом теснили бородача на лед. Тот продолжал сопротивляться. Один волк уже корчился в предсмертных судорогах, с раздробленным черепом, другой втоптан в снег. Но великан потерял рог, поранил переднюю ногу.

      От запаха свежей крови волки стервенели, не щадя себя, лезли напролом. Это была последняя схватка. Лось бился отчаянно и, незаметно отступая, вдруг почувствовал под копытами задних ног скользкую поверхность льда. Бросился он вперед, но наскочил на Меченого. Острыми клыками впился хищник в горло, рванул когтями грудь, повис живой тяжестью. Лось вздыбился, но задние ноги поскользнулись, поползли, и он рухнул на лед.

      Стая навалилась всем скопом.

      Великан, даже лежа, все еще не сдавался. С трудом он достал передними ногами шероховатый берег, приподнялся… В последний раз он слышал, как привычно шумел сосновый бор, слышал голос старого ворона, видел заозерные хребты, куда хотел попасть.

      Лось собрал остатки сил, приподнял отяжелевшую голову и могучим ревом потряс окрестности Амудиго…

      IV

      Из Бэюн-Куту уходила ночь. По бору пробежал предрассветный ветерок, чуть-чуть коснувшись вершин сосен. Туман поднялся и лениво пополз по долине. За холмом одиноко стукнул дятел и смолк, словно чего-то испугавшись.

      Меченый встал с нагретой лежки, хотел потянуться, но вздрогнул от холода и злобным взглядом окинул волков. Те подняли головы, насторожились.

      В тайге было пустынно; ни звука, ни шороха и ни единого следа, всюду покой, будто никому и не нужен этот новый холодный день. Только мороз, крутой, колючий, шарит по чаще в поисках жертвы, да изредка взвывают голодные волки.

      Много дней стая обитает на пригорке. Наступила длительная, очень длительная голодовка. Бэюн-Куту завалило снегом, многие места стали недоступными даже для лосей или оленей. О волках нечего было и говорить. Они покинули насиженные места в сосновом бору и перекочевали к Мугою. Но и тут не так просто добыть кусок мяса.

      Только в последнюю луну стае удалось зарезать оленя, случайно появившегося возле Мугоя. С тех пор – голод.

      Меченый пристально оглядел береговой лес, окутанный морозной испариной, покосился на зарю и, подняв морду к небу, протяжно завыл. Пробудилась тайга, побежало по сонному бору печальное эхо и затерялось где-то далеко-далеко в ночном пространстве.

      В этом вое, в этих заунывных звуках – вся волчья душа – злая, угрожающая, исполненная беспредельной тоски, голодная…

      Волок задержал свой взгляд на вершинах Коларского хребта, и в его взгляде вспыхнул огонек. Меченый вытянул передние лапы вперед и глубоко вонзил когти в примятый снег. Стая поднялась. Все волки повернули головы в сторону хребта.

      К вожаку подошла Шустрая. Она была измучена, бока ввалились, спина сгорбилась, но волчица сохранила легкую походку, покорность и была по-прежнему рабски преданна Меченому.

      Меченый решил увести стаю с Мугоя. Ждать было нечего. Но в бор, где бродили сохатые, олени, где много всякой съедобной мелочи,