Несостоявшийся император Федор Алексеевич. Андрей Богданов

не бывало, чтобы такие воровские письма подметывать в их государских хоромах!» В письмах были непристойности, затрагивающие честь государевых невест и особенно метившие в Нарышкину.

      «Кому выгодно?» – спросили себя государь и его советники. Разумеется, не мелким дворянам Нарышкиным и не их покровителю Артамону Сергеевичу. Ясно, что и его хотели запятнать, подписав письма: «Артемошка»! Алексею Михайловичу легко было дать себе отчет, кто был опаснейшей соперницей Наталии Нарышкиной. – Конечно же, Овдотья Беляева.

      Дядя ее был немедленно схвачен и допрошен. На дворе его нашли какие-то травы – не для зелья ли? В розыске оказалось, что Иван Жихарев хлопотал за племянницу перед врачами, хвастался, что она больше понравилась государю, говорил, что Нарышкина ей не соперница. Под пытками Шихарев пытался объяснить, что траву зверобой он потреблял для излечения от ранения, но его дело было проиграно. Овдотъя Беляева должна была покинуть дворец…

      Царь долго не мог успокоиться, что кто-то пытался помешать ему в выборе невесты. 24 апреля отдельные строки из подметных писем показывали дьякам и подьячим всех приказов для определения их писца по почерку. Кроме того, каждый должен был сам написать под диктовку эти строки – но руки писца не сыскалось. Тогда 26 числа письма были объявлены на Постельном крыльце всем придворным; обещали великую награду тому, кто определит автора.

      «А буде про того вора не поведаете и государю не известите, – объявлялось дворянам, – и от него, великого государя, за это вам быть в великой опале и в самом конечном разорении без всякого милосердия и пощады!» Эта нелепая угроза взволновала дворян. «Лучше б они девиц своих в воду пересажали, – заметил Петр Кокорев, – чем их в Верх к смотру привозили!»

      Автора подметных писем не нашли, зато о неосторожных словах доложили. «А непристойных слов таких, как Петр Кокорев говорил, не говорить!» – приказал объявить разгневанный царь в дополнение к своему указу. Но «непристойные слова», по-видимому, образумили самодержца. Он вовсе не хотел, чтобы его брак сопровождался обидой всему дворянству. Розыски были прекращены, женитьба отложена на несколько месяцев – до успокоения в умах.

      О случившемся забыли быстро – хватало забот с бунтом, охватившим многие уезды страны. А ведь Артамон Сергеевич Матвеев еще в 1669 г. предупреждал царя об опасности Степана Разина и его казаков, писал, что если к этой ватаге присоединятся горожане, крестьяне и народы Поволжья – Россию охватит пожар, который нелегко будет потушить. Предложенные Матвеевым меры не были вовремя приняты – и вот уже «верхи» трепетали в ужасе перед крестьянской войной.

      Мачеха и новый канцлер

      22 января 1671 г. Алексей Михайлович без большого шума сочетался браком с единственной оставшейся после скандала во дворце невестой – Наталией Кирилловной Нарышкиной [38]. Второй брак не принято было пышно отмечать. Да праздновать победу было и не в духе Матвеева. Он охотно уступал место на виду другим. Худородные

38

О явно неформальном «смотре» невест в доме Матвеева, где как рядовая и уже «смотреная» (по И.Е. Забелину) невеста девятый месяц после скандала жила Наталия Кирилловна, и последовавшем через «несколько недель» внезапном браке ее с государем весьма романтично рассказал живший в Москве в 1670–1673 гг. курляндец: Рейтенфельс Яков. Сказания светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии. Падуя. 1680 / Станкевич А.И. – М., 1905 (также ЧОИДР, 1905. Кн. 3; 1906. Кн. 3).