Тот самый яр…. Вениамин Колыхалов

надзиратель подошёл с рысьей настороженностью.

      – Слон, выкладывай всё запрещённое.

      – Свобода моя под запретом.

      – Не крути языком. Тебе топор принесли?

      – Посмотри на мои руки. Зачем в них топор вкладывать?

      – Верняком сказанул. Такие булыжники впервые вижу.

      На втором ярусе нар сидел счетовод Покровский, гонял на клочке бумаги крупную цифирь. Недоумевал – на чём мог подловить его фин-ушляк из «Рыбтреста». Подделали мою подпись… запустили в бухгалтерский поток подложный отчёт… Вслушивался в разговор кузнеца и палача. Зря подбивал Тимура оставить топор. Влас из рогатки не пульнёт в человека… Обрадовался возвращению иконки: борода осветилась.

      Через три дня в барак втолкнули избитого до посинения Тимура. Глаза, рот, щёки, подбородок представляли сплошной багровый кровоподтёк.

      Подошел взволнованный отец, бережно уложил сына на предоставленное нарное местечко.

      – За что они так, Тимурка?!

      Из распухшего рта выдавилось – тпр…

      – Топор?

      – Гаа.

      – Ага, значит, за него… Кто-то затырил инструмент, моей кровинке приходится терпеть надругательство.

      Знал Никодим о тайне. Знал и о том, что уши и глаза бедолаг Ярзоны можно использовать для доносов… Надо осторожничать, ни с кем не заводить доверительных отношений. О топоре знают четыре человека. На Власа и счетовода можно надеяться.

      Изуродованное лицо Тимура отец протёр смоченной тряпицей. Сейчас бы помогли травница Фунтиха и Соломонида. Подумал, перекрестился. Боже упаси попадать им в дремучие стены… Вишь как судьбинушка крутит: сынок отстроил тюремку, отец обрешёчил её… Оба обживаем хоромы.

      Вышкарь Натан съездил в деревню, обсказал Соломониде положение. Привёз мази, лекарства, хлеба, сала. Две пары шерстяных носков. Передавая Никодиму свёрток, записку от жены, шепнул:

      – Держи всё в секрете.

      Узнав от Натана страшную весть, Прасковья Саиспаева набросилась на него с кулаками:

      – Гад! Ты упёк его!.. Больше некому…

      – Здоровье, нервы побереги. На сносях ведь.

      – Совесть мучает… посылочки передаёшь…

      – Пойми, землячка, я маленький человек в органах…

      – Маленький да удаленький, – не унималась засольщица. – Соперника засадил… Все вы там – зверьё!

      – Разберутся – отпустят… ну, пробуксовала где-то машина дознания.

      – Чтоб она сгорела эта машина!..

      Прасковья родила сына. Лекарица и повитуха разговористая Фунтиха с ухмылкой подняла сибирячка под потолок: светлая капель окропила морщинистое лицо.

      – Вот сыкун! – ликовала старушка, с утра пропустившая стакан рябиновой настойки. – Кило на четыре потянет здоровячок.

      Дыхание зашлось у Соломониды, когда увидела внука под лиственничной матицей.

      – Чего над дитём изгаляешься? Вишь, описался от натуги.

      – Не от страха – от радости появления на свет божий. Порода крепкая: в деда-кузнеца…