Кредит на революцию. План Парвуса. Збинек Земан

времен Мархлевский работал с ним с 1896 года. Мархлевский родился в Польше в том же году, что и Гельфанд, и идеально дополнял друга. По природе дипломатичный, обходительный, Мархлевский позже весьма успешно улаживал споры, возникавшие в польской партии. В то время как Гельфанд генерировал идеи и разрабатывал планы, Мархлевский спокойно, четко и упорно трудился. Он умел спускать Гельфанда на грешную землю, когда у того излишне разыгрывалось воображение. Мархлевский понимал, что создать издательство – это только полдела, главное – удержать его на плаву. Он был для Гельфанда другом, партнером и директором-распорядителем в одном лице.

      Издательство на редкость удачно стартовало. Первое предприятие – открытие пролетарского русского писателя Максима Горького западноевропейской публике – принесло сенсационный успех. Летом 1902 года Гельфанд даже отважился нелегально съездить в Россию, чтобы встретиться с Горьким. На железнодорожной станции в Севастополе, на берегу Черного моря, писатель дал полномочия издателю защищать его авторские права в Западной Европе. Они договорились о том, что Горький будет получать двадцать процентов от сумм заграничных гонораров; остальные деньги (за небольшим вычетом) предназначались русским социал-демократам. Гельфанд подписал соглашение от имени своего издательства, а Горький от русского агентства «Знание», которое ведало финансовой стороной его литературной деятельности[104].

      Заключив соглашение, Гельфанд с Мархлевским тут же приобрели последнюю пьесу Горького «На дне». Спустя несколько недель пьеса, поставленная в театре Макса Рейнхарда в Берлине, имела огромный успех. И это было только начало. Пьеса в постановке Рейнхарда прошла более пятисот раз – с аншлагом. Аналогичным образом дело обстояло и в других городах Германии.

      Но это был первый и последний финансовый успех издательского дома Гельфанда. Доход от пьесы вскоре был израсходован: частично, чтобы покрыть убытки Verlag slawischer und nordischen Literatur, частично на личные нужды Гельфанда. Ни Горький, ни РСДРП не получили от Гельфанда ни копейки[105].

      Какое-то время все было тихо, но во время революции 1905 года Горький и большевики вспомнили о Гельфанде, и разгорелся скандал. От Гельфанда потребовали отчет, но никаких денег у него уже не было. Встал вопрос о личной и финансовой нечистоплотности Гельфанда.

      После того как издательство столкнулось с трудностями, по словам Гельфанда, из-за «неблагоприятно сложившихся деловых отношений», он тут же потерял к нему интерес. Октябрь 1905 года стал кульминационной точкой революции в России, и Гельфанд собрал вещи и уехал из Мюнхена в Санкт-Петербург, предоставив расхлебывать заваренную им кашу Мархлевскому; тому ничего не оставалось, кроме как объявить себя банкротом.

      Гельфанд поступил безответственно. В этом случае явственно проявились его недостатки: отсутствие стойкости и абсолютное неуважение к друзьям и коллегам. Он рассматривал человеческие отношения

104

См.: Горький М. Ленин. М., 1931. С. 7.

105

Вот что рассказывает в очерке «Ленин» сам пролетарский писатель: «К немецкой партии у меня было «щекотливое» дело: видный ее член, впоследствии весьма известный Парвус, имел от «Знания» доверенность на сбор гонорара с театров за пьесу «На дне». Он получил эту доверенность в 1902 году в Севастополе, на вокзале, приехав туда нелегально. Собранные им деньги распределялись так: 20 % со всей суммы получал он, остальное делилось так: четверть – мне, три четверти – в кассу с. – д. партии. Парвус это условие, конечно, знал, и оно даже восхищало его. За четыре года пьеса обошла все театры Германии, в одном только Берлине была поставлена свыше 500 раз, у Парвуса собралось, кажется, 100 тысяч марок. Но вместо денег он прислал в «Знание» К.П. Пятницкому письмо, в котором добродушно сообщил, что все эти деньги он потратил на путешествие с одной барышней по Италии. Так как это, наверно, очень приятное путешествие лично меня касалось только на четверть, то счел себе вправе указать ЦК немецкой партии на остальные три четверти его. Указал через И.П. Ладыжникова. ЦК отнесся к путешествию Парвуса равнодушно. Позднее я слышал, что Парвуса лишили каких-то партийных чинов, – говоря по совести, я предпочел бы, чтоб ему надрали уши. Еще позднее мне в Париже показали весьма красивую девицу или даму, сообщив, что это с нею путешествовал Парвус. «Дорогая моя, – подумалось мне, – дорогая». М. Горький. Полн. собр. соч. М., 1974. Т. 20. С. 10–11. (Примеч. пер.)