Огненная земля. Аркадий Первенцев

в большой мере зависит именно от стремительности, от натиска. Во время же учебных занятий при условном противнике… Я помню еще в военной школе в спорных случаях нам приводили в пример одного капитана, который сорок лет служил в армии, сорок лет на маневрах брал один и тот же холм и все время ошибался.

      Офицеры одобрительно засмеялись.

      Манжула привел раненых. У одного из них, Воронкова, некрасивого угрюмого человека с широкими сильными плечами, была перевязана рука; второй, Кондратенко, бравого вида, старшина минеров с эсминца «Беспощадный» с двумя орденами Красного Знамени и медалью за оборону Севастополя, совсем не был перевязан. Букреев обратил внимание на то, что Кондратенко в отличие от всех был без куртки, в одной гимнастерке.

      – Ну что же, Воронков, придется в госпиталь, – сказал Букреев.

      – Из-за этого в госпиталь? Я сейчас могу этой рукой все, что угодно… товарищ капитан.

      – А вы куда ранены, Кондратенко?

      – Никуда, товарищ капитан.

      – Никуда?

      – Я не заметил, товарищ капитан.

      – Но вы ранены?

      – Оцарапало…

      Кондратенко стиснул зубы, и Букреев видел, что ему трудно удержаться от стона.

      – В чем же дело? – Букреев вопросительно посмотрел на Рыбалко.

      – Кругом! – скомандовал Рыбалко.

      Кондратенко четко повернулся кругом. Гимнастерка пониже левой лопатки была косо разорвана, свежее пятно крови расползлось к подмышкам, спускалось к поясу.

      – Почему до сих пор не перевязывали, товарищ старший лейтенант? – строго спросил Букреев Рыбалко.

      – Он не позволял, товарищ капитан. Такой чертяка!

      – Кругом! – скомандовал Букреев.

      Выгоревшая до белых ниток бескозырка Кондратенко с надписью «Беспощадный» была надвинута немного на лоб, чтобы не был виден чубчик. Крупные капли пота, выступившие на носу и подбородке, выдавали скрытую боль.

      – Если ранен, надо постараться перевязать рану, – сказал Букреев. – Потеря крови выводит из строя. Отказ от перевязки равносилен симуляции.

      Кондратенко вздрогнул, пошатнулся, но сдержал себя и снова застыл, собрав у настороженных и сразу озлобившихся глаз морщинки.

      – Два наряда вне очереди за отказ от перевязки. – Букреев пытливо наблюдал за Кондратенко. Он, как бы изучая эти недобрые огоньки во взгляде Кондратенко, выдержал паузу. – За мужество благодарю, товарищ Кондратенко.

      Букреев сделал шаг вперед, протянул ему руку, и Кондратенко пожал ее. Задержав его широкую ладонь в своей руке, Букреев заметил, как исчезло недоброе выражение с лица Кондратенко, глаза стали светлее. Букреев отпустил его руку.

      – Немедленно сестру и отправьте его в госпиталь на моей машине.

      Моряки, окружившие их, наблюдали заключительную сцену, и по их затаенному дыханию и настороженности командир батальона понял: малейшая растерянность сразу же выбила бы почву из-под его ног и ничто не спасло бы его от морального поражения; сейчас он пока победил в этой