Рим. Цена величия. Юлия Голубева

он бог, малышка? Просто маленький мальчик, которого полюбили солдаты, давно разлученные со своими семьями. Ложись спать, уже поздно, даже Калигула спит в далекой Антиохии.

      Они вышли. Но через тонкие занавеси Юния услышала, как Германик сказал Агриппине:

      – Все эти разговоры о его божественности мне не по душе. Этот сорванец и так мнит о себе невесть что. Солдаты тогда твердили Калигуле, что он и только он подавил мятеж, рассказывали ему байки, что, когда он станет великим императором, одержит удивительные победы. Мальчишку это жутко разбаловало.

      – Да, Гай – трудный ребенок, – со вздохом согласилась Агриппина. – Нрав его сильно испортился, когда мы вернулись в Рим. Все считали мальчишку героем. На него без конца пялили глаза, приветствовали криками, оказывали всяческое внимание. Вспомни, как он…

      Их голоса удалились, и Юния не услышала более ни слова. Но именно тогда у нее зародилась уверенность, что Германик завидует своему сыну. Больше жизни ей захотелось увидеть настоящего маленького бога. Вспоминая рассказы о юности богов, она думала в детской наивности, что Сапожок превзошел их подвиги. Ведь Гай подавил опасный мятеж целого войска, спас мать, отца и самого цезаря.

      Весь обратный путь в Александрию Юния уговаривала отца отправиться с Германиком в Сирию, но Силан колебался. Двадцать лет он прожил в Александрии, и тяжело было сниматься с насиженного места. Но Юния догадывалась о причинах его нежелания. Отец до смерти боялся качки на корабле, приступы морской болезни одолевали его, если на море поднималась хоть малейшая рябь. Но Юнию это мало волновало. Образ белокурого мальчика не давал ей покоя даже в снах, он являлся ей весь сияющий, с лавровым венком, протягивал руки и манил за собой. Желание увидеть его преследовало девочку, как наваждение. Но она умело скрывала от всех свои мысли – ни Агриппина, ни тем более Германик не догадывались ни о чем. Жена правителя больше не рассказывала ей историй о Гае, и Юния невзлюбила ее за это, однако по-прежнему к ней всячески ластилась. Большую роль в привязанности к ней Агриппины играло и явное сходство с Друзиллой, самой любимой и красивой из дочерей. Агриппина как-то сказала девочке, что Германик и сам завел разговор с Силаном, чтобы тот с семьей сопровождал его в Сирию. Из Антиохии приходили плохие новости. Новый наместник Гней Пизон, назначенный Тиберием, строил козни, и Германику нужна была поддержка нового друга. И Силан сдался…

      Покачивание носилок убаюкало Юнию Клавдиллу, и она задремала, по-прежнему прижимая к груди драгоценное письмо. Рабыня тихонько обмахивала ее опахалом. Они продвигались по Остийской дороге и через Раудускуланские ворота в стене Сервия Туллия вступили в Вечный город. Девушка даже не заметила, как носилки перекочевали вновь на плечи дюжих рабов. Усталость и пережитые волнения не выпускали Юнию из царства Морфея, а громкий шум толпы лишь заставил ее перевернуться и застонать во сне, но Гемма ласково обтерла ей лоб влажным душистым лоскутом, и Юния проспала до самого Палатина, ни разу не кинув