Рим. Цена величия. Юлия Голубева

гребнем в волосах. Юния вскрикнула:

      – Ну вот, ты вырвал половину. Больно!

      – Прости, у меня мало опыта. Все-таки лучше кого-нибудь позвать.

      Наконец черепаховый гребень надежно утвердился на затылке и сборы завершились.

      В большом триклинии уже собрались приглашенные, выпивая и закусывая в ожидании хозяина. Кравчие без устали подносили новые блюда и черпали вино. Тонкие фигурки девушек скользили, разбрызгивая духи и посыпая пол розовыми лепестками. Танцовщицы в прозрачных хитонах кружились под нежную музыку свирелей.

      Когда вошел наследник императора с Юнией Клавдиллой, все сразу поднялись, приветствуя обрученных. Силан, возлежавший в стороне с сенаторами, побледнел, увидев их вместе. «Куда катится римская империя? Моя дочь позорит славное имя Юниев, появляясь вдвоем с женихом без отца и матери, остается с ним наедине. Слава богам Аида, что ее мать не дожила до такого позора». Но Силан напрасно беспокоился: никто даже и не думал о нарушении обычаев невестой. За Калигулой настолько прочно укрепилась дурная репутация, что все, что делал он, воспринималось как само собой разумеющееся.

      Едва гости успели совершить первое возлияние во славу богов и отведать первые блюда, как номенклатор провозгласил имена сестер Калигулы. Они ворвались в триклиний, ослепительные в блеске драгоценностей. Торопливо раскланявшись, молодые женщины подошли к брату.

      – Сапожок, что все это значит? Это твоя невеста? – принялись расспрашивать наперебой.

      Калигула взял Юнию за руку и произнес:

      – Юния, имею честь представить тебе твоих будущих сестер. Это Агриппинилла, – он указал на рыжеволосую красотку в лиловом хитоне, расшитом золотыми лотосами, – и Ливилла. А это моя невеста, – сказал он, обратясь к сестрам, – дочь Марка Юния Силана, Юния Клавдилла.

      Марк Юний приблизился и церемонно поклонился. Агриппинилла свысока оглядела его, а Ливилла искренне улыбнулась.

      – Ваша дочь прелестна, – сказала она, – мы рады принять ее в нашу семью.

      – Наш брат непредсказуем порой, – вставила Агриппинилла, – знатные римские семьи мечтали выдать за него своих дочерей. А он предпочел не изнеженную римлянку, а загорелую провинциалку.

      Силан растерялся. Его начала бить мелкая дрожь: он отвык от таких тонких намеков и издевательств. Его выручила дочь. Грациозно поднявшись с ложа, она приблизилась к Агриппиниле.

      – Говорят, изнеженность римлянок приводит порой к больному потомству, – мило улыбнувшись, сказала она. – Наследник цезаря, готовясь со временем принять власть над империей, должен уже сейчас позаботиться о здоровом надежном преемнике.

      Ливилла усмехнулась, глядя на растерявшуюся сестру, а та нервно затеребила край муслиновой шали. Юния же коснулась ее руки и произнесла:

      – Я привезла из Александрии чудное масло для отбеливания. Если женщина предпочитает прозрачный муслин в дневное время, солнце оставляет на коже свой темный след. Я пришлю тебе флакончик.

      Калигула