«...Расстрелять!». Александр Покровский

первый раз в жизни его так слушали, может быть в первый раз в жизни он говорил то, что думал; и у людей блестели на глазах слезы, может быть, в первый раз в жизни с ним такое происходило… У него вдруг перехватило горло, он запнулся, махнул рукой; все задвигались, а какая-то тетка, как и другие, наполовину не понявшая, но видевшая, что человек мается, схватилась ладонью за щеку и забормотала:

      – Ох, мамочки, бедные вы мои, бедные…

      Пир шел горой. С капитаном все хотели поцеловаться. Особенно не удавалось вековому деду.

      – Гришка! – прорывался он. – Язви тя, ты что, зараза, второй раз лезешь? А ну брысь!

      Громадный Гришка, лет шестидесяти, смутился и пропустил старика.

      – Ну вот, милай, ну… дай я тебя поцелую!

      Потом пели морские песни: «Славное море – священный Байкал», «Варяг»; капитан тут же за столом обучил всех песне «Северный флот не подведет»…

      Вскоре его отнесли на воздух, надели шапку и усадили на лавочке. Он сидел и плакал. Слезы текли по не бритому еще с вагона лицу, собирались на подбородке и капали в жадный песок. Он говорил что-то и грозил в темноту – видно, что-то привиделось или вспомнилось, что-то свое, известное ему одному.

      Горе сменилось, теперь он хрипло смеялся, мотал худой головой и бил себя по колену; потом повторил раз двадцать: «Помереть на флоте – ни в жисть», упал с лавки, улыбнулся и заснул.

      Его подобрали и отнесли в дом, чтоб не застудился.

      Капитана отпустили через неделю. Он всучил-таки тетке Марии оставшиеся деньги, прибавив от себя. Тетка смущалась, махала руками, говорила, что не возьмет, что бог ее за это накажет.

      Его долго вспоминали, желали ему через бога здоровья, счастья в личной жизни и много детей.

      А вскоре после этого случая в дом к тетке Марии ворвался кто-то в огромной, черной шинели, схватил ее и затискал.

      У тетки остановилось дыхание, она узнала Мишку, курносого, черноволосого, как в детстве…

      Она вяло отпихнулась от него, села на случившийся табурет и замерла.

      Она не слышала, что Мишка орал. Лицо ее как-то заострилось, она впервые почувствовала, как бьется ее сердце – бисерной ниточкой. Губы ее разжались, она вздохнула: «Бог наказал», – мягко упала с табурета на пол и умерла.

      На деревне говорили: «Срок пришел», а вскрытие показало, что на момент смерти она была совершенно здорова.

      Были поминки. Мишка, которому рассказали, что он вроде бы помер, напился и пел в углу; остальные пели «Варяга», «Славное море – священный Байкал» и «Северный флот не подведет».

      Первая часть мерлезонского балета

      Что отличает военного от остальных двуногих? Многое отличает! Но прежде всего, я думаю, – умение петь в любое время и в любом месте.

      К примеру, двадцать четыре экипажа наших подводных лодок могут в мирное время, в полном уме и свежем разуме, в минус двадцать собраться на плацу, построиться в каре и морозными глотками спеть Гимн Советского Союза.

      А в середине плаца будет стоять и