Гвардеец. Дмитрий Дашко

а то Андрей Иванович голову мне оторвет.

      Чиновник сплюнул и устремил на меня злобный взор:

      – Повезло тебе сегодня, немчура поганая, ну да я все равно с тобой разберусь.

      Я отвернулся, радуясь окончанию допроса. Если бы еще не онемевшие руки…

      Писец сбегал куда-то и вернулся в компании суховатого старикана – и по виду и по манерам доктора, причем явно иноземных кровей, – который, осмотрев меня, пробормотал несколько малопонятных фраз на латыни.

      – Положите его на лавку левым боком, – приказал лекарь.

      Палачи поспешили выполнить распоряжение, распластав меня на широкой лавке. Доктор заботливо сунул под голову небольшой деревянный сундучок. Лежать было неприятно, но все же гораздо лучше, чем стоять.

      – Пусть побудет пока в таком положении.

      Я чувствовал, как под действием силы тяжести мышцы начинают расслабляться. Спустя несколько минут лекарь взял руку за предплечье, согнул в локте и оттянул книзу.

      – Как вы? – спросил он.

      – Ничего хорошего, – признался я, настороженно наблюдая за его манипуляциями.

      – Не переживайте, молодой человек, ничего страшного не случилось: кости целы – это главное. А вывихи, о них вообще смешно говорить. Плевое дело, – заверил старичок. – Поверьте, у меня богатый опыт.

      Я напрягся, чувствуя, что мне заговаривают зубы. Доктор покосился на меня и неодобрительно поцокал языком. Внезапно он вскинул голову кверху и воскликнул:

      – Что это?

      Я невольно отвлекся, посмотрев на потолок. Лекарь воспользовался этим – легким движением повернул согнутую руку сначала кнаружи, а затем внутрь, вставив плечевой сустав на место. Последовал щелчок.

      – Мать вашу! – Я едва не умер от боли и шока.

      Тело выгнулось дугой. Сейчас же на него навалились палачи, удерживая весом. Я бился на лавке, стукаясь головой о сундучок, и успокоился только тогда, когда болезненные ощущения прошли.

      – Потерпите, милостивый государь. Полдела сделано. – Старичок подошел к жаровне и немного понаблюдал за пляшущими языками пламени. – Отдохните чуток, а потом продолжим.

      Я полежал на спине с отрешенным видом, настраиваясь на неизбежное. Вроде понятно, что Генрих Карлович добро делает, но страшно до жути.

      Таким же образом лекарь вправил и другую руку. Щелчок, электрический импульс в плече, приведший сердце в состояние ступора, и блаженный покой.

      Я мысленно перекрестился, боль отступила. Попробовал пошевелить пальцами и понял, что руки ни капельки не слушаются.

      – Недельки три-четыре покоя, и с вами будет все в порядке, – сказал довольный лекарь. – Организм молодой, сдюжит.

      Интересно, дадут ли мне эти недели покоя или вновь потащат на допрос, как только Фалалеев порешает все вопросы с начальником?

      Пока я предавался размышлениям, пришли конвоиры:

      – Куда его девать? В старую камеру-одиночку али как?

      – Бросьте его к дружку, фон Брауну. Пущай вместе сидят.

      – А смотрение ему какое?

      Очевидно,