Гвардеец. Дмитрий Дашко

Васильевич, я ему сейчас встряску устрою. Запоет, аки соловей в роще.

      – Устрой, Архип, устрой, голубчик, – с очень нехорошими интонациями сказал Фалалеев. – И веничком горящим по спине проведи.

      Пришел черед удивляться палачу:

      – Так то ж в третий раз положено.

      – Делай, Архип, что сказано. Давай-ка встряхни субчика, – разозлился чиновник.

      Я заскрипел зубами. О том, что такое «встряска», мне доводилось читать: веревку висящего на дыбе слегка отпускают, потом резко натягивают, что может привести к переломам в локтях. Все, амба… Ноги вновь коснулись пола. Сейчас, сейчас… Я зажмурился, втайне надеясь, что умру от разрыва сердца и пытка закончится.

      – В чем дело, Петр Васильевич? – от голоса вошедшего веяло энергией, добродушием и… огромной силой.

      Я открыл глаза и увидел сжавшегося в комочек Фалалеева. Над ним нависал сухощавый мужчина высокого роста, со слегка вытянутым лицом, увенчанным высоким умным лбом, гладко выбритый, с почти незаметной ямочкой на подбородке (второй едва намечался); нос длинноватый, исчерченный на переносице поперечной складкой, со своеобразным, будто живущим собственной жизнью, кончиком. Под карими насмешливыми глазами круги, как у уставшего, хронически не высыпающегося человека.

      – Что за безобразие творите, господин Фалалеев? – вновь с почти искренней шутливостью спросил вошедший, но чиновник лишь нервно сглотнул и не сразу нашелся, что ответить.

      – Мы, то есть я…

      – Позвольте взглянуть в допросный лист. – Вошедший протянул руку. – Уж не по первым ли двум пунктам расспрашиваете? – Голос стал строже.

      – Только подбираемся, Андрей Иванович. Злодей упирается, так мы его того… на дыбу, – опомнился Фалалеев.

      Андрей Иванович… Понятно, к нам пожаловал собственной персоной начальник Тайной канцелярии генерал Ушаков. Фигура интересная, сумевшая усидеть в своем кресле, несмотря на все дворцовые перевороты. Это, знаете, о многом говорит. Непрост был Андрей Иванович, непрост…

      – А меня спросить – что, забыли? – недобро прищурился Ушаков.

      – Андрей Иванович, беспокоить не хотели. Вы ж двое суток здесь дневали и ночевали, только уехали к себе домой вчера по вечеру, зачем вас тревожить? Душегубец это, убил вместе с подручным сразу четырех, из них двух шляхетского роду.

      – За что ж ты, ирод, людей жизни порешил? – заинтересовался генерал.

      – Да за то, что они сами хотели меня на тот свет спровадить, – морщась от дичайшей боли, с трудом шевеля губами, произнес я.

      Генерал полистал протокол допроса, нервно покусывая губы, вернул документы Фалалееву и коротко бросил:

      – Не похоже, что брешет. Разве немец на такое пойдет? Тут нашим, российским духом пахнет.

      – Вот мы и выясняем правду, – залебезил чиновник.

      – Позаботьтесь повальный обыск у Звонарского на дому устроить.

      – Всенепременно, Андрей Иванович, – кисло ответил Фалалеев.

      – А немца снимите с дыбы, вправьте кости, покуда не поломали, – распорядился Ушаков. – Лекаря