Предпоследний герой. Анна и Сергей Литвиновы

заверял Сеня. – Какой теперь коммунизм!

      Подростки во дворе всеми вечерами голосили под гитару песни Цоя: «Пе-ре-мен! Мы ждем перемен!»

      Но пусть ждалось перемен и жилось непросто – Настиного хорошего настроения все равно не испортить. Особенно когда солнце пригревает все теплее, и пахнет мартом, и на носу у малыша Николеньки – как и у мамы! – нарисовались веснушки. К тому же Сенька ходил с загадочным видом – явно готовил сюрпризом что-то хорошее.

      – Не иначе шубу мне купил. На Восьмое марта, – предполагала Настя.

      – Нет! Нет! Мне констьюктёй! На день мужчин! – прыгал Николенька.

      – Эх, меркантильные вы. Оба, – вздыхал Сеня.

      – Что такое «мекатильные»? – немедленно спрашивал сын.

      – Значит, жадные, – пояснял Сеня.

      – Нет! Я не жадный!! – вопил Николенька. – Я Аньке из садика машинку свою покатать давал!

      – Нет-нет, Коленька, ты не жадный, – спешила успокоить его Настя. – Совсем не жадный.

      – А меркантильный – это скорее тот, кто слишком многого хочет, – поправлялся Арсений. – Впрочем, от мамы нашей чего ж ожидать!.. Она ведь женщина. Они все такие.

      – Да, женщины – они такие… – мудрено подхватывал четырехлетний сын.

      Настя, глядя на него, помирала со смеху.

      – А у тебя, – продолжал Сенька, – Николай, ни стыда, ни совести. Прошлый конструктор весь растерял. Зачем ты его, спрашивается, на улицу носил? И в садик?

      – Ане показать, – бесхитростно признался сын.

      – Ну вот! А теперь пожалуйста: новый ему подавай! Эх, покажу я сейчас кому-то, где раки зимуют!

      И он хватал Николеньку, стискивал в сильных руках, подкидывал… Сын бесстрашно подлетал к самому потолку и хохотал, а Настя думала: «Да никакой мне шубы не нужно! Только чтобы Николенька всегда смеялся и Сеня – вот так подбрасывал бы его к потолку: так же, как сейчас, бережно, сильно и нежно…»

      …А когда в Москву пришел наконец апрель и город наполнился шумом капели, Сеня сообщил свою новость:

      – Ну, дамы-господа, пакуйте манатки. Переезжаем!

      В первую секунду Настя даже не поняла. Переспросила удивленно:

      – Куда это еще?

      Она настолько уже успела привыкнуть к съемной «однушке» в далеком Марьине, что казалось, они живут здесь вечно. И будут жить еще долгие годы.

      – Тю-у! – присвистнул Сеня (отучить его от дурацкого южнороссийского «тю» оказалось решительно невозможно). – А кто мне весь год мозги компостировал – про даль, да про глушь, да про дух от Капотни?.. Нет уж, все, дети мои! Хватит с нас Марьина! Теперь в центре будем жить. Почти у самого Кремля.

      – Кьемиль, Кьемиль! – запрыгал сынуля. – Мы будем жить в Кьемле! Как дядя Гогбачев!

      Настя захлопала глазами:

      – Сенька!.. Ты… Ты получил квартиру? Как?!

      – Эк хватила! – хмыкнул Сеня. – Кто же мне ее даст-то?! Квартиру?! Не получил – а снял. По блату. Хорошая «двушка», на площади Ногина.

      – И сколько стоит? – вскинулась Настя.

      – Оплата – разумная, – ушел от ответа Сеня. –