Ученик. Евгений Малинин

заявила Леди.

      Спустившись с седла и постояв минуту враскорячку, я отправился собирать хворост.

      – Походи, походи, – пропел мне вслед насмешливый голосок, – а то засиделся, наездник.

      Побродив по опушке леса минут двадцать, я понял, что никакого хвороста здесь нет. Лес, казалось, тщательно подмели. Мне ничего не оставалось, как только вернуться к месту нашей стоянки.

      – Ой, бедный, и как же ты дотащил столько дров? Смотри, грыжа выпадет, вправлять некому. Вот страху-то всем будет – рыжий пришлец с огромной грыжей, – изгалялась Леди.

      Я стоял, открыв рот, и смотрел на яркое пламя костра, полыхавшее на поляне. Трава под ним даже не пожелтела. Пламя начиналось прямо из воздуха и при этом потрескивало, как будто его подкармливали сухой березой. Над костром, на треножнике, висел котелок, наполненный водой. Леди примостилась рядом с огнем на небольшой кочке, поблескивая отраженным в рубиновых глазах огнем.

      – Ну, Леди, – выдохнул я, – ты прямо как царевна-лягушка – вышла из лягушачьей кожи прекрасной девушкой, все приготовила и опять в кожу спряталась.

      – Какое замечательное волшебство, – протянула Леди заинтересованно. – Заклинание скажешь?

      Пришлось ей объяснять, что это не волшебство, то есть волшебство, конечно, только не в жизни, а в сказке про Ивана-дурака, то ли царевича, то ли крестьянского сына, который женился на лягушке, которая совсем не лягушка, а царевна, которую заколдовал Кащей-Горыныч, а кожу у нее дурак спалил в печке.

      – У кого кожу дурак спалил, у царевны?

      – У лягушки.

      – Ну, лягушка-то – царевна.

      – Лягушка – царевна, но у той своя кожа была.

      – Так что, лягушка в двух кожах ходила?

      – Нет, у лягушки своя, у царевны своя.

      – Так лягушка сама по себе, а царевна сама по себе, каждая в своей коже.

      – Да.

      – Так, когда у лягушки кожу дурак спалил, как же она дальше жила?

      Я, совершенно одурев от ее вопросов, уселся на траву и задумался.

      – Во, расселся, как лягушка без кожи, – тут же раздался голос Леди. – Вода закипает. Давай готовь похлебку, у меня рук нет.

      Я поднялся, подтащил к огню снятую с лошади сумку и раскрыл ее. Да, сумку собирал человек, хорошо знакомый с походной жизнью. Кроме уже знакомых мне копченого мяса и огурцов, в ней была еще одна кринка с молоком, только топленым, две небольшие краюхи хлеба, баночка с солью, пакет с чаем. Лежало еще что-то, но я дальше не полез, потому что наткнулся на средних размеров горшочек, в котором были, вы не поверите, замороженные пельмени. Почему они не подтаяли, я не понял, но, поскольку вода в котелке закипела, я, посолив, вывалил в нее все содержимое найденного горшочка.

      – Ну и обжора! – сразу среагировала Леди. – Варит, как на четверых. Неужели все съешь?

      – Ешь – потей, работай – мерзни, – бодро заявил я, помешивая пельмени деревянной ложкой, обнаруженной в кармашке сумки.

      – А потом, я надеюсь, вы, Леди, также примете участие в вечерней трапезе?

      – Нет, я не