Железный доктор. Юрий Бурносов

поиграл гигантский ребенок – раскидал кубики, разбросал домики, растоптал клумбочки. Чего-то не заметил, и оно осталось невредимым. К примеру, вон там, километрах в трех отсюда – белый пятиэтажный кирпич здания Института ядерной физики. Точнее, бывшего Института ядерной физики. Поди ж ты, вокруг все перекручено, а в институте даже оконные стекла целы... Поблескивают.

      Все это Володя тоже видел в учебных фильмах и на картинках, но одно дело – таращиться на экран в темной учебной аудитории, слушая, как за спиной похрапывает нерадивый курсант Бондарев, и совсем другое – стоять сравнительно недалеко от эпицентра этого чудовищного катаклизма, разом перечеркнувшего тысячи жизней.

      – Идем, идем, – поторопил Рахметов. – Не надо стоять, идти надо!

      – Погоди, Рахмет, – неожиданно осек подполковник. – Пусть док пару секунд посмотрит, попривыкнет. Не помнишь, как сам таращился в первом рейде на развалины ТЦ? Ускорение к пятой точке пришлось применять.

      Кто-то утробно хохотнул и тут же утих, потому что смешного сейчас было в общем-то мало. Группа Якубовича не отзывалась, что с ней – никто не знал. Возможно, и в самом деле проблемы со связью, но почему тогда ребята не вернулись на пляж? Да и куда они могли двинуться без согласования с подполковником?

      – Все, идем, – Гончаренко толкнул военврача в плечо. – На тамбур вообще лучше зря не глазеть. Всякое случается.

      – Что именно, товарищ подполковник?

      – Всякое, – многозначительно повторил Гончаренко. Тон сказанного был таким мрачным, что Володя поскорее отвернулся от холма, зажмурился и зачем-то даже потряс головой.

      Они цепочкой двинулись среди высоких куч битого кирпича, перемешанного с галькой и древесной щепой. Аномалий-ловушек (вернее, их характерных признаков, изученных на специальном факультативе) Рождественский пока не замечал; впрочем, в Академзоне их по каким-то причинам было значительно меньше, чем в других четырех. Зато там и сям хищно простирали свои острые ветви заросли металлокустарника, над некоторыми подрагивали едва заметные разноцветные облачка химических испарений. Рождественский из того же факультатива помнил, что такие кустики лучше обходить стороной: испарения эти ядовиты и очень активны, порой разъедают перчатку или башмак боевого скафандра за десять-пятнадцать секунд. Кое-где в изломах металлических ветвей прятались «почки» – гнезда созревающих скоргов.

      – Да, может собственных платонов и быстрых разумом автонов российская земля рождать, – пробурчал кто-то из военсталкеров, вдохновленный картиной.

      – Да ты никак стихоплет, Водяной? – удивился Гончаренко.

      – Это Ломоносов, товарищ подполковник. С моими дополнениями на злобу дня.

      – Значит, эрудит, – злорадно сказал Гончаренко. – Вернемся, заставлю стенгазету оформлять. Замполит уже задолбал своими замечаниями: почему, дескать, стенгазеты до сих пор нет? А док тебе статью напишет – что-нибудь о личной гигиене бойца, например.