Три женских страха. Марина Крамер

разрешенной, и мы миновали пост с двумя приплясывавшими на улице гайцами вполне благополучно. Саша вынул мобильный и набрал номер Бесо:

      – Обгоняй, я адреса не знаю.

      Машина Бесо почти сразу пошла на обгон, Саша пристроился в хвост.

      – Ты зря поехала, Аля, – все-таки решился высказать мне накипевшее муж, пока мы были одни. – Я не хочу, чтобы ты вообще как-то прикасалась к нашим делам. Это неправильно. Ты – женщина и должна быть в стороне.

      Ох, зря он это сказал…

      – В стороне?! А ты уже забыл, как твой прежний… хм… работодатель лишил нас ребенка? И возможности иметь когда-либо вообще детей?!

      Это был удар ниже пояса – муж до сих пор считал себя виноватым. Но – видит бог – сейчас я защищалась как умела.

      В машине повисла тишина, только шум двигателя нарушал ее. Я отвернулась к окну, прижалась к холодному стеклу лбом и кусала губу, чтобы не плакать. Воспоминания до сих пор жгли меня, хотя прошло уже несколько лет.

      – Аля, перестань. Мы договорились не вспоминать.

      Я не могла даже рта открыть, от подступивших слез щипало в носу и сводило скулы. Но плакать при Саше я не хотела. Еще тогда, в больнице, лежа на кровати с перевязанными запястьями, зафиксированная широкими брезентовыми ремнями, я поклялась себе, что никогда больше не буду слабой. Никогда больше не опущусь до такого малодушия, как попытка суицида. Я – дочь своего отца, я жена такого человека, как Акела. Я не могу позволить себе слабость, как обычная женщина. Не могу – и не позволю.

      Машины остановились у неприметного пятиэтажного дома, Саша вышел и открыл мне дверку. Больше он не говорил ничего, не просил остаться, не жалел вслух, что не заставил меня сидеть дома. Он был собран и холоден, настроен на работу – я очень любила его таким.

      Мы поднялись на третий этаж и на подоконнике лестничной площадки обнаружили двух молодых парней. Один читал какой-то журнал, другой слушал музыку, вставив в уши наушники плеера. При виде нас оба вскочили, но Бесо только отмахнулся:

      – Да сидите вы. Ну что – не выходил?

      – Да ну – куда? – перекатывая во рту жвачку, протянул тот, что был одет в спортивный костюм и короткую кожанку на подстежке. – Старуха какая-то выходила, я ее до ларька проводил, она там молоко и минералку брала. Бодун Иваныч у клиента утром будет, готовится бабанька.

      Я бросила взгляд на часы – они показывали начало шестого. Рановато бабулька встает.

      – Пошли, – Бесо поднялся по лестнице, велев своему охраннику идти следом, а мы с Сашей поднялись последними.

      Бесо нажал кнопку звонка, и через минуту дверь открыла маленькая старушка. Меня поразил ее вид – чистая, опрятная, вся светившаяся аккуратностью бабушка имела под глазом фингал, которому мог позавидовать любой бомжара.

      – Вы к кому?

      – К Толяну мы, мамаша, к Толяну, – проговорил Бесо, тоже, кажется, удивленный.

      – А кто вы ему? – продолжала допрос старушка, окидывая взглядом нашу – надо признать, довольно странную – компанию.

      – Мы с работы.

      – Тоже