Первая и последняя (Царица Анастасия Романовна Захарьина). Елена Арсеньева

Побил для начала, коли просит, а как начал с ней еться, она опять: ожги меня кнутом! Уже на ней живого места не осталось, вся шкура полосатая сделалась, а она аж мычит: ох, мамыньки, сласть какая! Я раньше никогда баб не бил, а тут подумал: дурак, так вот же в чем для них сласть! Ну и тебя… Я ж хотел как лучше для тебя! А ты плачешь…

      Анастасия охнула, схватилась за сердце – и зарыдала пуще прежнего.

      – Да ты что? – В голосе мужа послышался испуг. – Ладно, больше пальцем не трону, пока не попросишь!

      Анастасия все плакала.

      Иван осторожно повел ладонью по ее голове, поиграл кончиком косы:

      – У тебя даже волосы промокли. Гляди, все покои затопишь. Ну, об чем ты так убиваешься? Сказал же: не трону!

      – Значит, – выдохнула она, давясь слезами, – значит, я у тебя не первая?

      От изумления молодой царь даже не решился засмеяться – только слабо улыбнулся, глядя в обиженное лицо жены:

      – Первая?! Да ты что, не знаешь, как мужи живут? Грехи наши, конечно… Это вам, девам, затворничество от веку предписано, а муж, он… Хотя я знаю, что дева деве рознь! Помнишь, у тебя в дому, когда царские смотрельщики приходили, была такая – чернобровая, верткая, все глазами играла да перед Адашевым подолом крутила?

      – Магдалена? То есть Маша? – Анастасия позабыла о боли. – Я ее с тех пор и не видела, и не вспоминала. До нее ли было, тут вся жизнь так завертелась! А что с ней?

      – Да ведь Алешка Адашев ее к себе забрал, ту девку, – усмехнулся Иван. – Поглянулась она ему – просто спасу нет! Отдал откупное приемным родителям – и увез на коне. Грех, конечно, а все ж поселил в Коломенском – он там дом себе выстроил. Выдаст ее замуж за какого-нибудь дворянишку приближенного… Сам Алешка женится, конечно, на той, которую отец ему высватал, а для сласти будет в Коломенское наведываться.

      – Погоди-ка, – Анастасия повернулась на бок, легла поудобнее, забыв даже рубашку одернуть. – Не пойму, откуда ж ты знаешь, как у нас в доме все было? Что Магдалена с Адашева очей не сводила? Это он тебе рассказал?

      – Или я слепой? – усмехнулся Иван.

      Анастасия так и ахнула:

      – Ты там был?!

      – Ну да, был – в монашеском облачении, – Иван явно наслаждался ее растерянностью. – Кота в мешке покупать не хотел, мне самому надо было на всякую-каждую посмотреть. Тогда и выбрал тебя!

      Анастасия глядела широко раскрытыми глазами, словно впервые увидев человека, которому ее отдали в жены. Он, муж ее, хорошо улыбается, глаза у него ясные, серо-зеленые. Взмокшие от пота волосы курчавятся на лбу. Анастасия вспомнила, какая жаркая была у него щека, прижатая к ее щеке, как билось-дрожало его тело, прижатое к ее телу, – и вдруг засмущалась, опустила глаза. Прислушалась к себе, ловя прежнюю боль, цепляясь за прежнюю обиду, – но не нашла ничего, кроме нетерпеливого трепета.

      – Милая, – он осторожно взял ее за руку, прижал к своей щеке. – Ах ты, милая!

      Анастасия вздрогнула, приоткрыла губы. Но не испугалась – словно бы ждала чего-то.

      – Царица моя, приласкай меня, приголубь.

      – Как? – сама себя не слыша,