Первая и последняя (Царица Анастасия Романовна Захарьина). Елена Арсеньева

за немилого, за постылого. И хотя от невесты люди вроде бы ничего другого не ждут, кроме как слез, непонятная гордыня не позволяла разрюмиться на глазах двух недобрых свах. Поэтому Анастасия молча, с высокомерным даже выражением на лице, терпела, пока ей заплели две бабьи косы, уложили вокруг головы, потом надели новый убор и подвели к новобрачному.

      Проходя мимо дружки, князя Андрея Михайловича Курбского, Настя вдруг ощутила такой жар ненависти, исходящий от него, что даже покачнулась. Да что она дурного сделала Андрею Михайловичу? Конечно, он хотел заслать к ней сватов, но ведь не Анастасия выбрала в мужья другого – слыханное ли дело, чтоб девица сама мужа выбирала?! – а судьба.

      Но, впрочем, не о Курбском надо было ей думать, а о том, что в летнем дворцовом покое, устланном коврами, затянутом камкою, на тридевяти снопах, ждет Анастасию брачное ложе. И вот она уже сидит на этом ложе, раздетая до рубашки… все дружки и гости вышли… Государь, супруг молодой, стоял напротив, тоже в одной рубахе, – пугающе высокий и худой, задумчиво пощипывая едва-едва закурчавившийся ус. Анастасия невольно потянула к подбородку одеяло, но он нахмурился – и руки ее упали.

      Сел рядом на постель, провел рукой по лицу девушки, по дрожащим губам. Анастасия поспешно чмокнула его худые, унизанные перстнями пальцы – и тотчас застыдилась. Он слабо улыбнулся:

      – Совсем позабыл спросить – люб ли я тебе?

      Анастасия так и вытаращилась, не находя слов от изумления, и вдруг ощутила, как слезы подкатывают к глазам. Она боялась – до судорог боялась! – именно первых его слов. Боялась, что накричит или вдруг начнет хаять ее красоту. Мол, девка в уборе и без оного – это две разные девки! А то молча навалится, начнет шарить руками по телу. А он…

      С трудом разомкнула пересохшие губы:

      – Люб, государь… господин мой. Люб!

      И сразу подумала: надо было назвать его по имени, хотя бы по имени-отчеству, но… язык не поворачивался.

      Он вздохнул – с явным облегчением. Опять погладил по щеке, скользнул щекочуще по шее – и потянул с плеч скользкую шелковую сорочку. Руки Анастасии снова против воли вцепились в одеяло.

      – Боишься меня?

      – Боюсь.

      – А сладко ли тебе меня бояться?

      Она заморгала, думая, что ослышалась, но на всякий случай выдохнула:

      – Да…

      Его глаза блеснули:

      – Сейчас еще слаще будет!

      Он рывком перевернул Анастасию на живот и задрал рубаху до самой головы. От неожиданности девушка даже не противилась, но вдруг спину ее ожгло болью. Взвизгнула – и умолкла, словно подавившись. Да он бьет ее! Бьет плетью, которую только что, глумливо ухмыляясь, вручил ему второй дружка, Адашев! За что же так-то?!

      – Кричи еще! – хрипло приказал муж. – А ну, громче кричи!

      Анастасия уткнулась в подушку, глуша стоны, которые так и рвались из груди. Там, за дверью, ходит ясельничий с обнаженным мечом, для предохранения от всякого лиходейства. Там же дружки, и среди них князь Курбский.