Проклятие Пиковой дамы. Юлия Алейникова

тело, поднялась навстречу мужу.

      – Доброе утро, соскучился ужасно. – Целуя ее в щеку, признался Николай Васильевич. – А это тебе в честь премьеры. – Протягивая жене букет и большой тяжелый сверток, проговорил полковник Щербатов. – На счастье!

      – Что это? – Нетерпеливо разворачивая плотную сероватую бумагу, пробормотала Анна Петровна.

      Анне Петровне, Анюте, было чуть за тридцать, высокая, с пышной грудью и царственной осанкой, роскошными каштановыми волосами, она была редкой красавицей и признанной звездой Ленинградской оперной сцены. Муж – полковник Николай Васильевич Шербатов – обожал свою Анюту, баловал, гордился ею, а она как должное принимала его поклонение.

      – Боже, какая прелестная шкатулка! Коля, откуда? – разглядывая серебряную, украшенную эмалью шкатулку, восторженно спросила Анна Петровна.

      Шкатулка была удивительно красива. Тонкая старинная работа, потемневшее от времени серебро, яркие свежие краски эмали, изящный рисунок. Анна Петровна не была тонким ценителем, но даже ей было понятно, что шкатулка невероятно дорогая и очень старая.

      – Купил по случаю, – улыбнулся Николай Васильевич. – И кстати, взгляни вот сюда. Видишь вензель? Эта шкатулка принадлежала княгине Голициной. Той самой, что стала прообразом пушкинской «Пиковой дамы». Так что подарок со смыслом.

      – Потрясающе! Где ты ее достал? – вертя шкатулку в руках, вдыхая ее запах, разглядывая завитушки серебряных листьев и стеблей, спросила Анна Петровна.

      – Я же сказал, купил по случаю. Кстати говоря, моя мать была в родстве с родом Голициных.

      – Что?

      – Ну да. Моя прабабка была Строгонова, а одна из дочерей княгини Голициной вышла замуж за графа Строгонова, так что…

      – Почему ты мне никогда об этом не рассказывал? – чуть обиженно спросила Анна Петровна, глядя на мужа.

      – Потому что о таких вещах говорить не стоит.

      – Так ты, выходит, граф? – в восторге воскликнула Анюта, глядя на мужа.

      – Нет. Я обычный советский гражданин, – спокойно возразил ей Николай Васильевич. – А князей и графов у нас еще в восемнадцатом году отменили, некоторых расстреляли. Так что, будь добра, никому, пожалуйста, об этом не рассказывай. Ни Галочке, ни Капочке, ни Софочке. Никому. Иначе следующая твоя премьера может пройти за полярным кругом. Это в лучшем случае. – Под конец голос мужа звучал угрожающе холодно, так что у Анны Петровны даже мурашки по коже пробежали, она с испугом взглянула на Николая Васильевича. Но он уже улыбался ей, и холодный ужас отступил.

      – Конечно, я понимаю, – попыталась улыбнуться в ответ Анюта.

      – Ну, дорогая, – легонько чмокнув жену в нос, проговорил Николай Васильевич, – мне пора. Водитель ждет.

      – Но ведь на премьере ты будешь?

      – Разумеется. Хорошего тебе дня.

      Николай Васильевич уехал, а Анна Петровна осталась рассматривать чудесную шкатулку.

      – Анна Петровна, уже десять, на репетицию опоздаете. – Заглянула в комнату Глаша, домработница