Проклятие Пиковой дамы. Юлия Алейникова

а группами. Я, пожалуй, буду беседовать с ними здесь.

      – Прямо здесь? – с неким благоговейным ужасом переспросила секретарша, прикрывая ладонью рот.

      Она была уже не молода. Одета в строгий синий костюм, с тщательно уложенными, словно неживыми волосами, и этот девчоночий кокетливый жест смотрелся в ее исполнении нелепо.

      Секретарша вышла, а Евгений Александрович присел за стол, заваленный всякими женскими мелочами – коробочками с гримом, щетками для волос, еще какой-то мишурой. Отодвинул в сторону вазу с огромным еще не увядшим букетом. Включил большие яркие лампы возле зеркала и огляделся.

      Значит, вот так за столом сидела убитая. В зеркало ей хорошо была видна входная дверь.

      Когда Щербатову нашли, она все еще была одета в сценический костюм. Значит, убили ее почти сразу же после возвращения в гримерку. Убийца мог зайти вместе с ней или же даже поджидать ее… Надо будет узнать, кто видел, как она входила к себе. Или зашел чуть позже. Когда суета в коридоре улеглась. Но не очень поздно, потому что Щербатова так и не успела переодеться, хотя на банкете ее ждали руководство театра и муж.

      Впрочем, сразу вслед за Щербатовой убийца войти вряд ли мог. По коридору то и дело ходили люди, его бы заметили. Или ее. А если убийца занимает соседнюю со Щербатовой грим-уборную, тогда могли и не обратить внимания. Подумали бы, что он зашел к себе. Надо обязательно уточнить и этот вопрос.

      Значит, вариантов два. Либо зашел вместе с артисткой. Или ждал ее в грим-уборной. Скажем, за ширмой. Капитан встал и заглянул в огороженный угол. Там стояло старое, обитое бирюзовым тисненым шелком кресло с потертыми подлокотниками. Капитан присел в кресло. Убийца при желании мог устроиться с комфортом. И артистка, войдя в уборную, не сразу бы его заметила. Входя к себе в «пустую» гримерку, она могла бы продолжать разговор с коллегами, и все, в том числе и она, были бы уверены, что в комнате у нее за спиной никого нет. Версия нравилась капитану все больше.

      Она вошла в гримерку, села перед зеркалом с букетом роз в руках, счастливая, улыбающаяся. Потом заметила кого-то в зеркале у себя за спиной. Кого-то знакомого и не страшного, потому что не закричала.

      «А закричи оперная певица от страха, на ее вопль сбежалась бы куча народу», – рассудил капитан, вспоминая тот единственный оперный спектакль, который ему довелось увидеть. Голоса у артистов громыхали так, что на галерке хрустальные подвески в светильниках дребезжали!

      Значит, не испугалась, а, возможно, продолжала улыбаться. Убийца подошел к ней со спины, накинул на шею удавку, и вот тут веселье закончилось. Кричать она больше не могла, руками стала хвататься за шнурок, пытаясь защититься. На пальцах рук остались следы. Но шнурок сжимался все туже. Пока Щербатова окончательно не задохнулась.

      Затем убийца покинул гримерную, и… И? Отправился на банкет? Вернулся в свою гримерку? На рабочее место? Продолжить цепь рассуждений следователь не успел.

      В комнату постучали.

      –