Проклятие Пиковой дамы. Юлия Алейникова

Сейчас подам. – Заторопилась Глафира Андреевна.

      – А, может, мы на кухне поговорим, там как-то уютнее, а?

      – Ой, да неудобно как-то, – засмущалась домработница.

      – Наоборот удобно, я кухни люблю, как-то на них по-домашнему, – поднимаясь, заявил Евгений Александрович.

      – Да, что тут особо рассказывать, – прихлебывая чай из большой кружки, вздыхала Глафира Андреевна. – Ведь, как в народе говорят, о покойных или хорошо, или ничего. Так вот об Анне-то Петровне ничего худого все равно не скажешь. Хорошая была женщина, добрая, хоть и избалованная.

      – Это как?

      – А так. Я, когда к ним поселилась, сперва очень ее невзлюбила. Вот думаю, цаца какая. Встанет утром к обеду, полдня в халате да в ночной рубашке ходит. Проснется, кофе ей в постель подай. Потом перед зеркалом гриву свою чешет. Да и то сказать, волосы у нее красивые были, густые, блестящие и завивались крупными такими волнами. Красиво. А потом сядет у рояля бренчать, да голосить, распеваться, то есть. Тьфу, думаю, тунеядка. А вот потом, как запоет… аж сердце замирает, глаза закрою, руки к сердцу прижму и слушаю. У меня по первости из-за ее пения то котлеты сгорят, то картошка. А то бульон на плиту выплывет. Бывало, стою так, а она мне из комнаты: «Глафира, никак у тебя опять котлеты горят? Вычту за порчу имущества!»

      Но это она так шутила. В жизни ни за что копейки не вычла. Наоборот. То платье подарит свое, почти новое, то отрез. А зимой у меня боты совсем прохудились, так она мне новые купила, на меху!

      – Хорошая женщина. Добрая, – кивнул Евгений Александрович.

      – Ну а то.

      – Ну а муж ее как же?

      – Николай Васильевич? Ой, хороший человек. Очень жену любил. Сам ни свет ни заря на службу тихо собирается, чтобы Анюту свою не побеспокоить, из театра всегда встречал. Ну, когда служба, конечно, позволяла. Он же в генеральном штабе округа у нас служит. Большой начальник. Своя машина. Цветы ей дарил, подарками засыпал. Слово худое, или упрек какой, или обругать, никогда. Тихо жили, дружно.

      – Ну, а поклонники у Анны Петровны были, все же артистка известная?

      – Ну, как не быть? И цветы дарили, и после спектаклей ждали, – кивала Глафира Андреевна. – Вы кулебяку-то берите, или не понравилась?

      – Да что вы? Такая вкуснотища, – искренне похвалил капитан. – Да только неловко, я уж и так два куска слопал.

      – А ничего, если и третий съедите. Мне теперь угощать-то и некого. – Промокнула глаза Глафира Андреевна. – Николай Васильевич над тарелкой посидит, и к себе в кабинет уходит. А больше-то и некого.

      – А почему же у супругов детей не было, раз так жили хорошо?

      – А вот и не знаю. Только Николай Васильевич очень ребеночка хотел. Когда гости у них были, иногда и с детьми, он всегда с ними возился, на коленках качал, в коридоре в прятки да пятнашки играл. Анна Петровна, бывало, его стыдила. Неудобно перед гостями, что ты, как маленький. А сама вот что-то не рожала. Может, за фигуру боялась или за голос. Но при мне они об этом никогда не говорили.

      – Ну, а что же с поклонниками, были такие, что