Черный Леопард, Рыжий Волк. Марлон Джеймс

с давалкой.

      Один с другой не сходится,

      Вот и дом пока не строится.

      Луносветлый потащил меня обратно в буш, туда, где прохладнее, гуще и пахло приближающимся дождем. Их я унюхал так же быстро, как он – услышал. Потная вонь поднималась и расходилась по ветру. Женщина, упираясь коленями в землю, опустилась на мужчину, потом поднялась, потом села, вверх, вниз. Я моргал, пока у меня глаза в ночной темени видеть не стали. Груди ее тряслись. И она, и он издавали звуки. В комнате моего отца звуки издавал только он. Этот мужчина был недвижим. В комнате моего отца двигался только он. Я видел, как женщина на одно шевеленье мужчины отвечала десятью. Она подпрыгивала вверх и вниз, тряслась, шептала, втягивала ртом воздух, наклонялась, рычала, кричала, свои же груди тискала, разгибалась и сгибалась. Луносветлый малый повел рукой у меня между ног, потягивая меня взад-вперед за кожу в такт ее движениям вверх-вниз. Дух страсти воспылал во мне, заставив пустить сильную струю, заставив заорать.

      Женщина вскрикнула, а мужчина прыжком поднялся, отталкивая ее прочь. Мы убежали.

      Девять дней провел я, обучаясь у сельчан, как ловить рыбу и охотиться, прежде чем один из старейшин произнес имя моего отца. За такой давностью они и забыли его. Отец говорил, что покинул свою хижину потому, что один мудрый человек убедил его, мол, живет он среди людей отсталых, какие не знают высших богов земли и неба, никогда ничего не делали и не создавали, никогда не знали, как подхватить слова, когда они вышли изо рта, и занести их на бумагу, а еще они трахались только ради размножения. Однако Дядя рассказывал мне другое. Прислушивайся к дереву, где ты теперь живешь, ведь отец твой там. Я прислушивался к ветви за ветвью и к листку за листком – и ничего не слышал от отцов моего рода. Ночь спустя я услышал, как дед снаружи по ошибке говорил обо мне как о своем сыне. Я вышел, поднял голову, вглядываясь в ветви, но ничего, кроме тьмы, не увидел.

      – Когда ты отомстишь убийце твоего отца? Беспокойный сон владеет мною, он ждет справедливости, – говорил дед. И еще: – После убийства Айоделе ты – старший сын и брат. Это оскверняет предначертание богов и должно быть отомщено. Мое сердце еще не охладело, мой слабенький сын.

      – Я не твой сын, – заметил я.

      – Твой брат Айоделе, а он старший тут, со мной, хотя и в беспокойном сне. Мы в ожидании сладкого запаха вражьей крови, – сказал дед, по-прежнему ошибаясь в том, кто я такой.

      – Никакой я тебе не сын.

      Я что, был так похож на своего отца? Прежде чем у меня пробились волосы, его поседели, и я никогда не видел себя в нем. Если не считать упрямства.

      – Раздор все еще свеж.

      – Нет у меня никаких раздоров ни с крокодилом, ни с бегемотом, ни с человеком.

      – Человек, убивший твоего отца, к тому же украл его коров и перебил его коз, – выговорил дед.

      – Мой отец ушел, потому что убивать – это старый обычай, обычай мелких людишек с мелкими божками.

      – Человек, убивший твоего брата, до сих пор жив, – разгорячился дед. – О, до чего же велик позор, когда человек из твоего дома покидает селение. Не