Кочевая кровь. Геннадий Сорокин

человеком, которого ближайшие родственники обманом обокрали и выставили за дверь.

      «Сегодня она шапку без моего ведома купила, завтра сапоги захочет. Какой, к черту, обмен, нам разбегаться надо, пока она не начала врать по-настоящему. Это же надо додуматься – предложить за ней вещи донашивать! С детства, наверное, привыкла все старье Наташке спихивать».

      Прошло время, и наша жизнь вошла в прежнее русло, но это была только видимость прежних отношений. Ни вранья, ни хамства я Марине не простил.

      Прошел ноябрь, пролетел, как один день, декабрь. Наступил новый, 1985 год. Марина предложила встречать его у моих родителей, но я наотрез отказался. Мне не хотелось выслушивать нудные разговоры за столом, а на кухне отвечать на заданные шепотом вопросы: «Марина не беременная? Вы когда распишетесь?»

      Главный праздник в году мы решили отмечать у себя дома. Компанию нам составили две семейные пары и Наталья, которая к тому времени перебралась из Верх-Иланска в город.

      Наступающий 1985 год запомнился мне каким-то повсеместным безудержным весельем и ликованием: «Перемены! В стране грядут грандиозные перемены!» Казалось, внешне ничего не изменилось: страной правил верный ленинец Константин Устинович Черненко, устои социализма были незыблемы, граница СССР на замке, но что-то было уже не так, что-то сдвинулось с места, повеял ветер перемен.

      Так бывает суровой зимой: внезапно наступает кратковременная оттепель, и к вечеру по улицам и дворам проносится мягкий, теплый, пропитанный влагой ветерок. Его ласковое касание дурманит головы и заставляет чаще биться сердца: «Весна, весна не за горами! Пригреет солнце, сойдут снега, и наступит время всеобщего счастья и благоденствия». Не знаю почему, но лично для меня теплый зимний ветерок ассоциировался с любовью и успехом.

      В наступающем году ни яркой любви, ни грандиозных успехов по службе я не ожидал, а вот в жизни страны замаячили перемены. Вид полуживого Черненко ни у кого не оставлял сомнений – скоро и этого повезут на орудийном лафете к Кремлевской стене. А кто придет на его место? Вдруг фортуна улыбнется советскому народу и правителем станет молодой и прогрессивный деятель, который изменит жизнь к лучшему? Надоели эти шамкающие старики, бубнящие с телевизоров одно и то же: «Жить стало лучше, жить стало веселей!» Кому жить лучше стало, вам, что ли? У нас как не было ни качественной еды, ни модной одежды, так и нет. Как ждали годами получение квартиры, так и ждем. Даешь молодого царя! Свободу советской молодежи! Откроем настежь окна и врубим на всю мощь «Назарет» и «Юрай Хип», пускай седые ретрограды заткнут уши и поймут: их время ушло.

      Но все это только предчувствия. Это еще даже не оттепель, а всего лишь потепление: было минус сорок, а стало минус тридцать пять – шапки, валенки, тулупы, но жить-то хоть чуть-чуть, но уже интереснее.

      В новогоднюю полночь мы с гостями под бой курантов чокнулись шампанским, пожелали друг другу всего наилучшего, отведали марокканских мандаринов и взялись за водку. Через пару часов я, устав от болтовни Маринкиных знакомых, пошел покурить