Как это было. Виталий Калин

пять не спится. Бледное ночное светило подползает к моему окну. Небо становится светлее, и вот уже сквозь листву я вижу яркие пятна лунного света, похожие то ли на рассыпанные драгоценные камни, то ли на солнечные блики на темной воде.

      Наконец показывается и сама луна, осветив тумбочку с букетом цветов и пол с кошачьими мисками. На фоне посветлевшего неба изящно вырисовывается ветка яблони, упирающаяся в мое окно. Опять забыл отпилить эту ветку, который день собираюсь и все забываю.

      Тут же вспоминаю про маленький клен, поселившийся у яблони, а там черемуха, влезшая в рябиновый куст, не опрокинутые бочки и целый ворох других забот, сменяя друг друга, напоминают о себе.

      Кончается короткое северное лето, основные летние работы окончены, но всегда найдутся какие – то мелочи, не оставляющие меня в покое.

      Мне кажется, что я вижу, как струится лунный свет и вместе с ним в меня проникает легкое беспокойство и тревожное ожидание чего – то неизвестного. А может быть – это голос вселенной, вечности, который напоминает мне о тщетности и ничтожности многих наших устремлений и желаний. Мысли роятся, рассыпаются, беспорядочно выхватывая разные эпизоды моей долгой, интересной жизни.

      Вспоминается такая же ночь, летом 1952 года. Жил я тогда в Чухур-Юрте (село в предгорьях Кавказа, 130 км от Баку). У меня летние каникулы. Я в гостях у сестры моего отца. Тетя Нина и дядя Жора преподавали в местной средней школе.

      Я поправлял у них здоровье, подорванное в зимних непосильных трудах на ниве образования. Пил буйволиное молоко и готовился к двум переэкзаменовкам по математике.

      Такая же летняя ночь, так же смотрел на ветки с плодами, любовался яркой круглой луной, и мне почему-то не спится. За спиной был активно прожитый день четырнадцатилетнего мальчишки.

      Время тогда было очень интересное. Наш народ, переживший тяжелейшую войну, вышел из нее победителем.

      За 7 лет практически было восстановлено народное хозяйство, достигнут и превзойден довоенный уровень производства, много построено новых объектов и жилья.

      Возрождались покалеченная в военных действиях природа и сельское хозяйство. В южных областях России создавались лесозащитные Сталинские полосы, в средних и северных – мичуринские плодовые сады.

      На много лет раньше, чем в Европе, была отменена карточная система.

      Несколько раз в году происходило снижение розничных цен на все товары и продукты, произведенные в СССР.

      В том году мы впервые участвовали в Олимпийских играх в Хельсинки, газеты были заполнены фотографиями наших спортсменов в синих костюмах с белой полосой и надписью СССР на груди.

      Третье – четвертое место, занятые командой, спортсменом воспринималось как неудача, все ждали только победы. И мы были победителями, и наш народ гордился этим.

      Даже в страшном сне, никто не предполагал, что спустя много лет, наш народ будет облапошен «рыночными» наперсточниками от экономики и мы, процветающая, богатейшая страна будем влачить жалкое существование….

      А пока каждый день радостный, заполненный хорошими новостями и веселой суетой.

      Летние каникулы, счастливая пора.

      Не хватало времени толком поесть, с недоеденным куском надо бежать на футбол (играли тогда двор на двор, улица на улицу и т.д.) , потом лезть на дерево за грушами-скороспелками, а там глядишь, формируется команда для игры в «казаки – разбойники», поливаешь помидоры, дыни, арбузы, вспомнишь про кусок, который притащил с собой от обеда и не найдешь, где его потерял.

      И вот, после такого напряженного дня, едва добравшись до постели, сразу же окунёшься в сладкий спокойный сон, ну, разве иногда утихающие эмоции немного отодвинут момент засыпания.

      Но сегодня что – то дневные впечатления долго не оставляют меня. Смотрю на поспевающий инжир, яблоки, подсвеченные лунными бликами, и думаю, думаю, думаю….

      Уснул я уже под утро.

      За завтраком на вопросы родственников, почему я такой вялый, я рассказал о своей бессоннице.

      Братец мой посмеялся надо мной, тетя Нина захлопотала – не заболел ли я, не переутомился ли, а дядя Жора, когда я поливал огурцы с арбузами (это была моя обязанность) подозвал меня к себе и стал объяснять причины моей бессонницы с научной точки зрения.

      Дядя Жора был чем-то похож на Паганеля, но так он выглядел издали, такой же длинный, худой, чуть – чуть сутулый. Но когда он приближался и разговаривал с тобой, а ты видел умный, внимательный взгляд из-под кустистых бровей, четкую, громкую, уверенную речь, на память приходил образ партизанского командира из фильмов того времени. В школе у него было прозвище «Астроном».

      Это был фанатик математики и всех точных наук. Его коньком было небо, и все, что там находится, если человек не любил математику и не разбирался в ней, он терял к нему интерес, считая его неполноценным. Он занимался со мной математикой 1,5 часа в день и рассказывал всякие случаи, которые больше были похожи на исторические анекдоты, чем на математику.

      Много лет спустя, где-то возле Шемахи построили обсерваторию,