Невидимый город. Елена Первушина

прикрыла рот ладонью и схватилась за шипастый солнечный талисман Рейнхарда. Карстен негромко выругался. А Радка спрятала лицо в Дессиной юбке.

      Они ожидали увидеть в гробу кучку костей да скалящийся череп. Вместо этого там лежала юная дева в голубом парчовом платье и белой мантии. Ее светлые, перевитые серебряными нитями и алыми лентами косы больше всего испугали Радку. Они казались совсем живыми.

      Десси однако осталась невозмутимой, и Радка рискнула оторваться от ее юбки и еще раз взглянула на покойницу.

      Нет, девушка не казалась спящей – она выглядела именно мертвой. Ее закрытые глаза ввалились, нос и скулы заострились, кожа на руках – сморщенная и сухая, как у старухи. Но невозможно было поверить, что ее похоронили не сегодня поутру, а тридцать лет назад.

      – Что это, ведьма? – спросил Карстен. – Чудо? Колдовство?

      Десси покачала головой:

      – Она умерла не по своей воле. И умерла не спокойной. Ее держит здесь какая-то нужда, и она не хочет уходить.

      – Похоже, мой замок – гостиница для мертвых неупокоившихся девиц. Со следующей я возьму плату, – мрачно сострил Карстен.

      Десси между тем дотронулась пальцами до лба покойницы (как будто касаешься воска), потом скользнула рукой по ее груди, ощупала пояс, надеясь отыскать какой-нибудь знак (лучше всего записку), который помог бы ей разрешить загадку. И нащупала…

      – Ну-ка, выйдите все! – велела она. – Мильда только пусть останется.

      – Радка, Рейн, выйдите! – распорядился Карстен. – Я остаюсь.

      Ребята взглянули на Десси, но спорить не стали.

      Десси отстегнула дорогую пряжку, скрепляющую пояс, и без стеснения задрала юбку Энвер. Мильда и молодой граф увидели, что живот девушки разрезан от пупка до самого лона.

      Мильда вновь ухватилась за браслет, на сей раз на запястье Карстена, и он не стал отнимать руку.

      – В задницу всех! – пробормотал он себе под нос. – В задницу всех!

      Десси взяла у Карстена из рук факел и склонилась над гробом.

      – Резали уже после смерти, – сказала она. – Подтеков вокруг раны нет, и все жилы пустые. Похоже, ее вспороли мертвую, чтобы узнать, нет ли в ней чьего-то семени. И еще похоже, что она перед смертью голодала. То ли болела, то ли попросту не ела ничего. Ладно, хватит уже.

      Шеламка вернула ткань на место, застегнула пояс, осторожно расправила складки.

      – Помоги навалить крышку, доменос, и идите отсюда, а я колдовать буду…

      – Ты можешь узнать, что с ней было? – спросил Карстен.

      – Если смогу, тебе скажу, – пообещала шеламка.

* * *

      Когда дверь склепа захлопнулась за графом и его кормилицей, Десси вновь положила руки на холодный камень изваяния, вновь ощутила исходящий оттуда ток печали и гнева и зашептала:

      – Милая Энвер, милая сестра, прости, что тревожу. Я, Дионисия, сестра твоя в естестве, сестра твоя в горе, прошу твоей помощи. Дай мне свое покровительство, а я в благодарность помогу тебе довершить то, что ты не довершила.

      Молчание.