Хмель свободы. Игорь Болгарин

станции.

      – А что, такие пошли анархисты, что из винтовки их не взять? Пушку надо?

      – Такие пошли, – нехотя ответил Махно. – А ты хто?

      – Человек…

      Старик достал спички, зажег щепу, подобранную под ногами. Приспособил ее в щель стенки. Щепа разгорелась, и теперь они могли рассмотреть друг друга.

      В углу сидел махонький старикашка с голым черепом и седой бороденкой. Блестящие его глаза выдавали, впрочем, живой, вовсе не погасший ум.

      – А как ты спички пронес, дед? – спросил Нестор. – Не обыскивали? У меня все выгребли.

      – Да как не обыскивали!.. Обыскивали.

      – Ну и как же?

      – Да я, милок, в рукаве тещу могу пронести, если надо. Сорок лет из тюрьмы на волю, из воли – в тюрьму… А энти пока еще не умеют обыскивать. Учатся!

      Канонада стала постепенно стихать.

      – Кто-то кого-то прикончил, – мрачно сказал Махно.

      – Известно кого, – отозвался дедок. – Анархистов.

      – Почему так думаешь?

      – А чего ж тут непонятного! Анархисты – вот! – Он растопырил пальцы ладони. – А большевики – вот! – Дедок стиснул кулак.

      – Помолчи, – подошел к окошку Нестор. – Может, еще забухает.

      Они долго прислушивались. Но стояла тишина.

      – Хе-хе, – вздохнул старик и неожиданно продекламировал:

      За любовь и участье к народу

      Потеряем мы дом и свободу,

      За любовь и участье к нему

      Обретем кандалы и тюрьму!

      – Сам сочинил? – спросил Махно.

      – Не… Где мне! Это поэт такой был – Некрасов… великий человек! Точно уже не помню всех стихов, сам я не письменный, а один хороший арестант читал. Давно уж, в восемьдесят первом, аккурат когда царя убили…

      За дверью раздались голоса. Звякнули ключи, прогремели запоры. Старик проворно погасил лучину.

      Кого-то еще втолкнули во «внутрянку». Кого-то крупного, громко и сердито сопящего.

      Когда дверь закрылась и шаги охранников стихли, дед вновь зажег свою лучину.

      – Задов! – обрадовался Махно. – Левка!

      Одежда на Левке была разорвана, лицо разбито, как можно было догадаться, ударом приклада.

      – Ты, Нестор? От тебе на – встренулись! А я-то думал, ты умнее: смотался!

      Нестор смотрел на него, ожидая пояснений.

      – Ну шо? – с горечью сказал Левка. – Мы як услыхали, шо на станции нашего «Коца» колошматят, кинулись туда. А против нас на подходе – батарея трехдюймовок. И цела бригада. Ну и шо ты сделаешь? Сыпанули они шрапнелью. Сначала, правда, чуть в сторонку, шоб напужать. Только шапки од ветра послетали… Залегли. А лежачий разве может як след бомбу бросить? А тут ще два броневика подкрались… – Левка вдруг всхлипнул – огромный обиженный ребенок. – На наших глазах долбали «Коца», пока хлопцы белый флаг не вывесили вместо черного. Цусима прямо! И хто? Свои же! Большевики! Революционеры за счастье рабочее!.. Ну, повязали нас. Хлопцев куда-то на Степную, а меня сюда. Говорят, если я не соглашусь перейти в Красну армию, расстреляють.