Проклятие обреченных. Наталия Кочелаева

верхней губой, прямо как у Буденного! А глаза синие, томные. Тоже, наверное, хороша была в молодости!»

      – Ах ты ж, Галюнюшка моя, куда нам теперь податься? Что ж ты, Дарья моя Ивановна, еще не пожила на белом свете?

      Вадим сидел как на раскаленных угольях. Он не мог понять, что связывало тихую, деликатную, интеллигентную тетку с этой разбитной, наивно-нахальной бабищей. И как ему теперь быть, как реагировать на все эти «тонкие» намеки? Послать бы их куда следует… Но что, если Дарья Ивановна и в самом деле что-то там обещала своей старой подруге? Не будет ли это неуважением к памяти покойной. Да и сама Галюнюшка… Гм… Ничего себе девка. Грудки крепенькие, как репки…

      Простонародная честность боролась в Акатове с простонародным же стяжательством, и первая победила.

      – Я что же, – пожал он через силу плечами. – Пускай приезжает, живет сколько надо. Если для учебы… А места хватит, комнаты-то две.

      А сам подумал в ужасе: «Да что ж я такое несу, остолоп? А если бабуся эта усатая тоже с внучкой сюда переедет, последить там за ней, чтоб… «не спортили»?» Он же этого не переживет!

      – Ой, да я даже не знаю, – делано растерялась подруга Надя. – Вроде как неловко девке-то с холостым мужчиной в одной квартире жить. Или как, ничего? По нынешним-то временам не осудится?

      – Ничего, – согласился Вадим.

      – Ничего, – эхом отозвалась Галя и этак повела плечиком, круглящимся под тонкой батистовой блузкой, что у Акатова в горле пересохло.

      – Ну, ничего, так и ничего! На бухгалтера будет Галюнюшка учиться, мы все ведь бухгалтера – и мать ее, и я до сих пор работаю… Так нехай она приедет?

      – Нехай, – вздохнул Вадим.

      Накануне Галочкиного приезда он, хоть и делал перед самим собой вид, будто сердится, все же прибрал и обиходил теткину квартиру. Окна и полы вымыла за небольшую денежную мзду соседка снизу, очень молодая и очень некрасивая мать-одиночка, а хозяин возился по мелочам – снял со стен и спрятал многочисленные фотографии неведомых теткиных родственников, собрал вообще все теткины платья, туфли, пальто, шарфики и отдал все той же соседке, предложив, что пригодится, взять себе, а остальное раздать подъездным старушкам либо выбросить. Немногие ценные вещи – два истертых обручальных кольца, одно теткино, другое ее мужа, дешевенькие сережки с красными камушками, брошку с камеей, лежавшие в палехской шкатулке, – он припрятал в шкаф. Хотел было собрать и куда-нибудь устранить фарфоровые фигурки, которые в изобилии украшали все горизонтальные плоскости теткиной квартиры – всех этих сытых мопсов, увесистых балерин, пионерок, узбечек, унылый выводок слоников с отбитыми хоботами, – но вспомнил коровьи очи Галочки, ее сдобные плечики и передумал, оттащил все безделушки в комнатку, предназначенную квартирантке. Квартира была удобная – самое то, чтобы жить двоим и даже не встречаться, так называемая «чешка». В середине кухня, направо большая комната, налево – поменьше. Меньшую он и отвел Галюне, и обустроил как мог, даже