Самый бешеный роман. Анна Богданова

Ведь прошло еще слишком мало времени! И потом, он… ты… Ну, в общем, вы что, не предохранялись?

      – Нет, все произошло так быстро, так неожиданно, так страстно…

      – Ну, ты и дура! – рассердилась я.

      – Я-то при чем? Это он дурак – ходить без презервативов в наше время! Он, наверное, закончил тот самый интернат, в котором сорок лет преподавала твоя бабушка.

      – Сорок три, – уточнила я.

      – Да какая разница! Я точно знаю, что больна! У меня всегда инкубационный период очень короткий, – воскликнула она и завыла мне в ухо.

      – Ну а почему ты мне-то звонишь? – не выдержала я – этак никогда не начать романа!

      – Ну а кому мне звонить? Ведь только ты знаешь о моем романе с сантехником, – пролепетала она, и мне стало жалко беспомощную и несчастную Икки.

      – Как кому? Звони Пульке, только она способна тебе помочь!

      – Мне неловко как-то, – замялась Икки.

      – Да что тут неловкого-то? Как будто первый раз!

      – Ну, ладно. Действительно, к кому ж мне еще обратиться за помощью! – решилась она и повесила трубку.

      Пулька, или Пульхерия Аполлинарьевна Дерюгина, была пятым членом нашей компании. Мы все ею безмерно гордились и частенько обращались к ней за помощью. Дело в том, что она была очень хорошим гинекологом-хирургом.

      Наша гинекологиня носила столь странное, редкое имя (что для содружества было закономерностью) потому, что ее мать Вероника Адамовна и отец Аполлинарий Модестович – филологи, и оба специализируются на творчестве Николая Васильевича Гоголя. Именно на этой почве они когда-то и познакомились.

      Хорошо еще, что у них родилась девочка, а был бы мальчик, они непременно назвали бы его Акакием, что, на мой взгляд, вызывает малоприятные ассоциации у русскоязычного человека, несмотря на то что в переводе с греческого это имя означает «не делающий зла».

      Дерюгины холили и лелеяли свою Пулечку, надеясь вырастить скромную, воспитанную, немногословную девушку, которая по окончании школы поступит на филфак и станет изучать творчество Николая Васильевича или, на худой конец, творчество одного из тех писателей, который однажды «вышел» из его «Шинели», и тем самым продолжит семейную династию литературоведов.

      Однако Пулечка с детства привыкла делать все наперекор своим безмерно добрым и безропотным родителям, стоически сносившим все ее шалости. Кажется, она еще в детском саду наотрез отказалась продолжать семейную династию гоголеведов и уже в то время склонялась к профессии хирурга – она безжалостно и поначалу бессознательно мучила мух, комаров, отрывая им лапки и внимательно, с большим любопытством их разглядывая. Могла полдня сидеть в укрытии рядом со столовой и охотиться на полудохлую крысу, а, поймав, подбросить грызуна Анжелке в койку и с наслаждением слушать вопли подруги посреди тихого часа.

      По мере взросления Пулька разбирала по частям насекомых уже отнюдь не бессознательно, а заглядывая в учебные пособия. Но больше всего она поразила нас в одно хмурое летнее утро.

      Нам было лет по двенадцать,