Самый бешеный роман. Анна Богданова

сказать, и не нашел ничего лучшего, как для начала рассказать анекдот – наверное, надеялся, что я сама догадаюсь:

      «Сидят в песочнице два карапуза – мальчик и девочка, без штанов. Мальчик внимательно глядит на свое отличающее начало, потом смотрит еще внимательнее туда, где оно должно быть у девчонки, и с сожалением и разочарованием спрашивает:

      – Потеляля?

      – Не-е, так и быле, – грустно отвечает малышка.

      – Так вот я не понимаю, не способен понять грусти этой глупой девочки из песочницы! – горячо, на полном серьезе воскликнул тогда Женька. – Многое бы я отдал, чтобы у меня «так и быле»!

      Я сразу-то ничего не поняла, а когда до меня наконец дошло, к чему клонит мой друг, стала его утешать, приводила кучу примеров из жизни, но тем самым только еще больше разозлила и расстроила его.

      Через неделю он все-таки раскололся, потому что, наверное, я была единственным человеком, которому он мог доверить свою тайну.

      Женька рассказал мне о своем первом неудачном сексуальном опыте. Ему было тогда пятнадцать лет, и он отдыхал летом у знакомых под Москвой. Все три месяца одна местная дама (вдова, схоронившая четырех мужей) оказывала ему недвусмысленные знаки внимания. Женька, в душе неисправимый романтик, воспринимал «знаки» с ее стороны как нерастраченную материнскую любовь (он все свое детство провел в каком-то интернате, где изучал английский язык, и родительского тепла ему явно не хватало). Он и представить не мог, что эта сорокадевятилетняя мадам хочет использовать его в качестве своего последнего любовника.

      Как-то поздней осенью Женька приехал на дачу забрать свои вещи. Кроме его сорокадевятилетней воздыхательницы в поселке никого не было. Она заманила мальчишку к себе домой и чуть «не снасиловала», как он сам выразился. Дама эта была довольно тучной, высокого роста, а Женька был похож на тщедушного желторотого цыпленка с длинной шеей.

      – Изольда сначала напоила меня чаем с черствыми плюшками и все повторяла, что ей холодно, что все уже давно разъехались, что ее летний домик уже не прогревается старым немецким камином, а она не могла уехать, не повидавшись со мной. Она все говорила, что знала, чувствовала и бога молила, чтобы еще раз меня увидеть.

      Потом они долго сидели в тишине, слышно было только, как сильный холодный октябрьский ветер завывал в трубе и голые ветки сирени стучались в окно. Наконец Изольда встала со стула, вышла куда-то, а через пять минут появилась в ледяной комнате в одних колготках, которые плотно обтягивали ее кучковатые бедра. Она невероятно ловко стянула с себя колготки и сиганула к Женьке на кровать. Чашка выпала у него из рук, он ошпарил себе колени. От боли и неожиданности он ничего не мог понять. Вдруг взгляд его остановился на трехслойном Изольдином животе, на котором остался глубокий красноватый след от тугой резинки колгот.

      Женька бежал в Москву от сорокадевятилетней вдовы, забыв про вещи, за которыми он, собственно, и приезжал, а перед глазами всю дорогу мерещился трехслойный Изольдин живот,