Смута. Юрий Теплов

не должны настаивать на своем греческом подданстве. Участие во взрыве Луиджи отрицайте. Моя интуиция подсказывает, что против вас только косвенные улики. Признайтесь в ликвидации двух ваххабитов в Москве. Не по заказу, а из патриотических побуждений, это произведет благоприятное впечатление. Общественное мнение сейчас против террористов.

      – А если я откажусь возвращаться в Россию?

      – Тогда палермцы узнают, что вы ликвидировали их крестного отца. А оставшиеся сторонники Луиджи – что вы причастны к взрыву. И те, и другие объявят на вас охоту и сделают трупом.

      – Итальянцы могут отказаться выдать меня.

      – Это моя забота. Кстати, я привез с собой слезное прошение вашей супруги вернуть горячо любимого мужа, чтобы он отбывал срок на родине.

      – Чушь, господин адвокат! У меня никогда не было супруги.

      – Теперь есть. Ее зовут Виолетта.

      – Что? Эта минетчица?.. В гробу я ее видел!

      – Разберетесь, когда вернетесь в Россию.

      – Что меня там ждет?

      – Работа, которой вы занимались прежде.

      – Для этого я должен быть свободен.

      – Это забота Пилота…

      Акинолос откинулся в кресле, прикрыл глаза. На лице его не читалось ни чувств, ни мыслей.

      – Что вы решили, Акинолос? – спросил.

      – У меня нет выбора.

      – Мы с вами встретимся в 16 часов. На это время вызваны свидетели, видевшие вас у дома Луиджи…

      Кузнецов нашел кнопку звонка. Вошедший карабинер показал Акинолосу на выход.

      Пятеро стояли у стены. Все одного роста, все в клетчатых пиджаках и одинаковых замшевых туфлях. Акинолос стоял слева. Свидетелей они не видели, окно с их стороны было непрозрачным. Сами же были как на ладони.

      Кузнецов подумал: оберегают свидетелей. Не то что у нас.

      Первой в свидетельский отсек вошла грузная, моложавая лицом дама. С ходу затараторила. Переводчик Толик шептал на ухо Кузнецову:

      – Говорит, что у нее прекрасная память на лица. Стоит один раз ей кого-нибудь увидеть, моментально в памяти фотокарточка этого человека.

      Седоусый представитель прокуратуры с трудом остановил ее. Предложил указать ей одного из пятерых, которого она видела в уличном колодце возле особняка Луиджи. Она, не задумываясь, указала на среднего. Затем вгляделась в Акинолоса, поджала губы и ткнула в него. Но тут же решительно замотала головой и снова кивнула на среднего.

      – Говорит, что признала его окончательно, – зашептал переводчик, – что ни с какими другими не спутает его свинячьи глаза.

      Даму выпроводили. Следователь, приоткрыв оконце, сказал опознанному:

      – Лоренцо, приношу извинения за «свинячьи глаза».

      Пригласили второго свидетеля. Это был пожилой лысоватый мужчина. Он вглядывался поочередно в каждого. Затем наклонил голову, произнес:

      – Дело в том, что я хиромант. Чаще всего имею дело с ладонями рук. Тот человек был в матовых резиновых перчатках.

      – Будьте любезны, подождите еще некоторое время в холле. Мы пригласим вас еще раз…

      Минут