Поле зрения. Тэйлор Адамс

захлопнул дверцу и с серебристым кофейным термосом, охваченным яркой наклейкой, направился к закусочной. Что было изображено на ней, на таком расстоянии Джеймс разобрать не сумел.

      – Привет, киска, – прошептала Эль.

      – Что?

      – Стикер с изображением белой кошечки. На его термосе.

      – Ах, это… – поморщился Джеймс. – Ладно.

      Советский ковбой прошел мимо двойных дверей в помещение, сел за цементный столик под транспарантом с приглашением в Мосби и стал смотреть прямо на них. Он был менее чем в двадцати футах, и за его спиной расстилалась бесплодная земля. Спокойно попивая из своего идиотского термоса, мужчина по-прежнему не отводил взгляда от Эль. Она взглянула на него из-за приборной панели и вздохнула.

      Счетчик бензоколонки щелкал подобно метроному. Внутри что-то испорченно дребезжало. Джеймс сверился с серым цифровым экраном – в бак вылился всего один галлон. Он нетерпеливо потряс пистолет. Так и ждал, что Эль вот-вот скажет: «Не пытайся задираться. Пусть все идет, как идет. Не геройствуй, иначе все только усложнишь». Прошло несколько секунд, но она молчала – знала, что муж миролюбив. Не мог, не покраснев, даже попросить официантку унести в кухню подгоревшее мясо. А Джеймс рассчитывал, что жена это скажет, чтобы ему польстить.

      – Я решила, – произнесла она.

      Джеймс медлил. Жена сидела на пассажирском сиденье, подложив под себя ладони, опустив голову и надув губы. Он понимал, что разговор вернулся к прежней теме и теперь от него не уйти.

      – Что решила? – Одним глазом он продолжал следить за советским агентом.

      – Я не хочу снова беременеть.

      – Уверена?

      – Да.

      Джеймс ощутил, как из губы в рот потянуло теплотой. До этого она не сильно кровоточила, но теперь напоминала конфеты, из которых брызжет сок, если надкусить их. В желудке возник металлический привкус, но он даже обрадовался – готов был отвлечься на что угодно: все лучше, чем говорить про это. Врезать бы советскому ковбою по зубам и выиграть несколько минут.

      – Прости, Джеймс. Больше не могу.

      Он сплюнул в грязь. Слюна была ярко-красной.

      Мужчина глотнул из термоса, распахнул штормовку и шлепнул на стол лист желтой бумаги. Аккуратно разложил три толстых карандаша, коснулся каждого и выбрал средний.

      – Чем он занимается? – спросила Эль.

      – Какая разница? – Опершись ладонями о горячую крышу кроссовера, Джеймс заглянул в салон. – Сейчас поедем.

      Его слова усиливал царапающий звук – будто в сухом кустарнике сворачивалась кольцами змея – морзянка долгих и коротких прикосновений грифеля к бумаге. Он нас рисует, догадался Джеймс. Или только Эль.

      – Надежда – вот что меня убивает, – вздохнула Эль. – Так я считаю.

      – Каким образом?

      – Страшусь положительного результата теста. Мне ненавистны эти две розовые полоски. Слишком опустошает сначала испытать счастье, а через три месяца снова выкидыш. И в отличие от тебя, Джеймс, мне больно видеть в каждом человеческую