Иль. Альберт Иванович Калинов

о его прочь. Он был надоедливой соринкой в огромном оке.

      Еще момент – и ледяной холод, словно удар молнии, пронзил его. Через плотно стиснутые зубы на белый свет вырвался рык:

      – Ур-р-р!

      Его трясло.

      Словно собрав себя по частям, он наконец сделал первый шаг. За ним последовал другой и третий, и так он побрел назад, к тому берегу, что был для него ближе.

      Достигнув суши, он уселся на теплые камни.

      Пусто. Какие-то проблески как мотыльки трепыхались и маячили в его голове, но он не успевал их ухватить. Не до того…

      Внутри все выло.

      Стянуть с ноги единственную и разбухшую от воды чуню оказалось делом непростым.

      «Верно, другую унесло течением?» – подумал он, не найдя ей пару, и тут же немало удивился. Способность мыслить вернулась к нему вместе со слетевшей с ноги раскисшей «колодкой».

      Пронизанное солнечными лучами, теплое и чистое небо простиралось над его головой, он прищурился. Тело его окончательно согрелось. Теперь настало время осмотреться.

      Напротив отвесной стеной возвышалась гора. Он прошелся взглядом по ее контурам. Было такое впечатление, что деревья на ее почти отвесных склонах не росли, а карабкались, хватаясь ветками за мох и камни. Ее разделенная надвое вершина упиралась в небо.

      Вдруг совсем рядом, там, где, изъеденный водой, ствол некогда могучего дерева выползал из воды, его глаза уловили движение. Это была птица.

      Она словно замерла в полете, но вдруг сверкнула бронзовым отливом своего оперения и подобно стреле вонзилась в водную гладь. Вырвав оттуда жирную рыбину с серебристой чешуей, она сделала еще мах крылом и в один миг оказалась над его головой. Там птица расцепила когти и бросила свою добычу. Рыба упала на теплые камни всего в паре шагов от него. Потрепыхавшись на них, как на печных углях, рыба замерла. Птица вернулась вновь к полусгнившему бревну и снова стрелой вонзилась в поток. Как и в предыдущий раз, в ее когтях оказалась рыба. На этот раз она перелетела на другой берег, села на поросший лишайником валун и принялась цепким и острым клювом выдирать серебристую чешую, добираясь до свежей и сочной плоти. Первая рыбина так и лежала недалеко от него на горячих камнях. Неожиданно в нем проснулось чувство голода. Перевалив тело на бок, он неуклюже добрался до оставленной для него добычи. И вот, разрывая красную плоть, он уже жадно запихивал ее в рот. Заново открывая для себя вкус еды, в конце концов он насытился. А потом опустился на колени и припал к воде. И так, подобно животному, он с жадностью втягивал холодную влагу, пока не утолил жажду. Его глаза застыли на месте, когда вдруг увидели под собой того, кто следил за ним прямо из воды и повторял каждое его движение. На лице в отражении дернулся мускул.

      – Человек… я – человек…

      В этот момент неожиданно над головой раздался крик. Такой пронзительный, что казалось, сейчас мог бы вывернуть его наизнанку. Человек закрыл уши ладонями и до боли сжал голову, так, словно бы ее поместил в тиски. Следом он поднял глаза, пытаясь разглядеть виновника сего невыносимого крика, и тут же по ним полоснула яркая, ослепительная вспышка. Его веки быстро сомкнулись, но он не отступился и, немного выждав, опять взглянул на небо. Там в бесконечной синеве парила та же птица. От солнечных вспышек, пульсирующих на ее крыльях, померкло в глазах. В безумной голове неумолимо, все сильнее и сильнее проникая до самых потаенных глубин сознания, нарастал крик таинственной птицы. Стараясь избавить себя от этого вопля, он со всего маху рухнул в воду. Лицом уткнулся в колючий ил.

      В этот момент человек вспомнил все. Все, что только может вместить человеческая память. А главным из всего этого было его имя.

      Рассмотрев отвесную стену, поросшую лесом, и оценив ее размеры, он понял, что перед ним гора Лондок, а там, за ней, начинается чужбина – Каргун, рыжая земля. Узнал также и реку Снирь, что набирала здесь свою силу, а дальше бежала вдоль всего хребта Малого Хаагума через земли Ниирейские и впадала в Большое озеро. Иль простирался за его спиной. И все это было его домом.

      Ту птицу, с бронзовым отливом на перьях, он никогда не видел прежде.

      Ее уже не было, а глаза его все смотрели и смотрели в глубокое бездонное небо.

      Наконец он вымолвил:

      – Роха.

      Так звали его.

      Он жил здесь прежде, и было это так.

      Благодар

      Иль праздновал. Подходил к концу второй день светлого праздника Благодара. Его отмечали в середине осени, когда природа открывала свой богатый ларь и щедро одаривала человека.

      Вдоль дорог стояли длинные столы, украшенные лесной ягодой, душистой осенней листвой и лепестками послецвета, растущего на южных склонах Малого Хаагума. Эти благородные цветы набирали свою силу как раз к середине осени.

      В небе, напитанным солнцем, щебетали многоголосые птахи. Оно было чистым и ясным и словно бы искрилось, впрочем, как и всегда в эти дни осени.

      Вот на больших деревянных подносах горки лесных орехов. Совсем мелкие, с ячменное зернышко, и крупные,