Когда смоковница приносит плоды. Настасья Гу

смог обнаружить ни одной смоквы на фигах. Не принесли смоковницы плодов и через день и даже через месяц. Расстроенный король, привыкший каждое утро получать на завтрак сразу несколько десятков сладких плодов, долго не мог оправиться от подобного поведения своих любимиц и даже перестал выходить к ним по вечерам. Целыми длинными восточными днями сидел он в совершенном одиночестве в своей огромной холодной спальне и о чем-то беспрестанно думал. Наконец, в одну из мартовских ночей, всегда славившихся особой, приятной телу весенней прохладой, он, взяв с собой под руку первого садовника, вновь отправился к фигам. Подойдя к подножью горы, он, прислонившись носом к ветви самой высокой смоковницы, громко, насколько позволял ему дрожащий от отчаяния голос, прокричал:

      – Я прошу вас, нет, я приказываю, чтобы завтра уже к утру на ваших ветках висели плоды!

      – Но ваше величество, – залепетал объятый страхом садовник, – они же просто деревья, а потому не могут подчиняться человеческой воле.

      – Не человеческой, а царской! – в яростном запале продолжал кричать король, – ты понимаешь, царской, болван! Только по одной лишь воле моей тебя самого завтра же превратят в смоковницу и заставят каждый день приносить мне плоды! А вместо тебя я поставлю садовником эту гору.

      – Но она ведь совсем мертвая, повелитель, – едва слышно прошептал садовник, все ещё надеясь, что его величество сможет войти в разум.

      – Мертвая, говоришь? Завтра же она будет у меня видеть, дышать и даже смеяться, – горделиво улыбаясь, ответил тованский властелин, видимо, совсем потеряв рассудок от завладевшего его нутром тщеславия.

      Но как только с бледных уст его слетело последнее слово, в воздухе послышался тихий, едва различаемый смех. Спустя всего лишь несколько секунд он стал более громким и отчетливым, а по прошествии минуты уже во всех уголках Зеленой долины главенствовал дикий скрипучий хохот, будто какой-то древний великан проснулся от долгого сна и начал безудержно радоваться жизни.

      Тованский же король, ещё несколько мгновений назад твердо уверенный в своем непогрешимом величии, завыл от объявшего его ужаса и бросился в дворцовые покои. Бледный от испуга садовник тут же поспешил последовать его примеру.

      Однако смех горы продолжался недолго. Через четверть часа в восточной стране вновь воцарился привычный покой.

      Нужно заметить, что к крайнему удивлению всей дворцовой челяди, случай этот вовсе не произвел должного впечатления на короля. На следующее же утро владыка опять вышел к горе и вместо того, чтобы отвесить грозной вершине глубокий поклон, дерзко погрозил ей и теснящимся на её просторах смоковницам хиленьким кулачком.

      Но фиги лишь игриво помахали ему своими изящными ветками. Выждав ещё три дня и не получив заветных плодов, король снова послал за садовником.

      – Раз эти бездельницы осмеливаются дерзить королю, их необходимо немедленно вырубить, – провизжал с порога владыка.

      – Мой повелитель, но вы забыли,