Нуждается в починке. Дарья Князева

зыке,

      обещание силы, истины и свободы.

      Мне к тебе не пройти через вересковые поля,

      через сны о несбывшемся и меловые воды –

      по притокам Леты, вдоль которых мертва земля.

      Остается молиться на выдуманном языке.

      Звук лишается смысла и приобретает цвет,

      если этот звук повторяешь стократно к ряду,

      и неоновой лентой вплетается в новый смысл.

      Было б здорово, если б ты мне приходился братом…

      Но вселенский компьютер не в пору, увы, завис,

      потому неумно заговаривать о родстве.

      Под моими веками теплится звездопад –

      это память, запечатленная от запястий

      до корней волос, об обрыве на берегу,

      это звонко клацает небо разверстой пастью,

      я срываюсь в нее, а глаз сомкнуть не могу,

      потому что под веками теплится звездопад.

      Ты мое отражение, стынущее в зрачках.

      Неслучайные совпаденья бывают лживы…

      но читаю мантру, когда подступает страх,

      ведь в любых обстоятельствах мы безусловно живы,

      лишь пока звучим на выдуманных языках,

      лишь пока отражаемся в чьих-то ночных зрачках.

      Метаморфоза

      Медленно пальцы скользили по льду стекла,

      грозно и монотонно беря разбег,

      железнобрюхое чудище – даль влекла –

      жилы на оси мотало – за метром метр…

      Ты на перроне – теряется силуэт

      по переездам, станциям, городам,

      гулким тоннелям, рекам, степям, лесам…

      Можно придумать любой удаленный план,

      только меня в этом плане в помине нет.

      Ровно с того момента, когда изгиб

      серого ящера скроет собой вокзал,

      я превращаюсь в глухой равномерный скрип,

      в узкие рельсы, в масляность черных шпал.

      Это дорога.

      Это уже не я.

      За горизонтом свернувшее полотно

      в сети паучьи мастерски вплетено…

      слабых дурманит отравленное вино…

      маревом сизым подернута колея.

      Я распадаюсь на атомы – это шах.

      Полое тело (внутри замогильный звон)

      смутно заполнится, в дальнее сделав шаг,

      лишь остановится внешний бегущий фон.

      Функционально исправна, но взгляд другой,

      мысли чужие, походка, ритмичность вен…

      Нужно дожить неотложный незримый плен,

      прежнее чтобы, очнувшись от перемен,

      в точку смыкая петлю, возвратилось в строй.

      Метаморфоза обратно на тот же лад:

      такты, колеса, гудки, голоса и смог.

      Долгий.

      болезненно долгий прыжок назад.

      и до тебя всего – пересечь порог.

      Теплые губы твои, а в висках набат,

      регенерация внутренней полноты,

      интерактивно воссозданные мосты…

      еле заметно подправленные черты…

      Бесповоротна замена. И это мат.

      «Пару билетов в осень и черный кофе…»

      Пару билетов в осень и черный кофе.

      Стылое лето в спину плюет дождем.

      Как в янтаре, в застопкадренной катастрофе

      замерли, еле дыша, и чего-то ждем.

      Ты ожидаешь, когда одолеешь level

      следующий, потеряв предыдущим счет.

      Прокрастинирую.

      В кучу – зерно и плевел.

      То ли сминает нехватка зрелищ и хлеба,

      то ли – вина и хлеба,

      Да кто поймет…

      Крылья обломаны, не проросли точнее.

      Иду на рекорд в «Морская фигура замри» –

      в позе зародыша стыну и коченею

      вот уже, кажется, будто недели три.

      Меньше, конечно, но время, стекая, вязнет,

      вернее, густеет и перебивает ход.

      А у кого-то вот в эту минуту праздник,

      а у кого-то, может быть, новый год.

      Я задыхаюсь, тону… (я в тебе, как в лимбе!)

      Мне оттолкнуться бы снизу, да нету дна.

      Как через бинт проступает желтея лимфа,

      через меня – неслучившаяся весна.

      Тайными тропами – в сизый туман и пепел,

      тихими взорами – в выцветшую лазурь…

      Не