Мне посчастливилось родиться на Песках. Валентин Бобрецов

литературные биографии, особенно посмертные. Георгий Иванов в «Петербургских зимах» (изданных в Париже в 1928 году, и в которых 70 процентов фантазий по его собственному признанию) отправил Александра Ивановича Тинякова служить в Чека. Похоже, что таким способом Иванов как бы сквитался за отрицательную рецензию Тинякова на свой первый поэтический сборник. А герой его рассказа «Александр Иванович», по странной случайности тоже Александр Иванович, но только без фамилии, до революции служит шпиком в полиции и молитвенно почитает Григория Распутина. Несколько лет спустя Владислав Ходасевич («любимый поэт не любящих поэзию» по словам Дмитрия Святополка-Мирского и «злой и мстительный» по мнению Юрия Терапиано), тоже в Париже, как бы повышает в звании «кровавого чекиста» Тинякова, приписывая ему дополнительное злодейство: пристрастие к «десяти-одиннадцатилетним девочкам» (а глядящий в рот маститому Ходасевичу молодой писатель В. Сирин, еще не вполне ставший Владимиром Набоковым, добавляет материала для будущей своей «Лолиты»). Интересно, что Ходасевичу, в отличие от Иванова, не потребовалось для вдохновения на такое действие даже быть обруганным. Ему оказалось достаточным и того, что Тиняков в свое время в рецензии на его сборник «Путем зерна» недохвалил автора. Примечательно при этом, что, во-первых, оба они, и Ходасевич,

      Примечания

      1

      Впрочем, у польского антрополога в сутане были мощные предшественники. Так «безносый» (по слову Пушкина) итальянец Джамбаттиста Касти с ловкостью истинного дамского угодника писал исполненные обожания оды Екатерине II, а своей австрийской хозяйке Марии-Терезии одновременно (1790 год) рекомендовал поступать с «Тартарией» следующим образом: «Полезно было бы для всей Европы нарушить границы и как можно далее оттеснить эту сильную державу, хищную, коварную, лживую, лицемерную, беспокойную, наглую, опасную, ненасытную, чтобы вынудить ее снова свернуться вокруг Москвы, заставить отказаться от всякого влияния и притязаний на европейские территории и снова стать, как и в прошлые времена, азиатской державой». (Перевод С.Я. Сомовой). А десятью годами позже друг Гете, драматург, автор пьесы «Буря и натиск», директор Первого кадетского корпуса в СПб (Университетская наб. 15) Фридрих Клингер говаривал «Die Russen und die Menschen», выводя русских и вовсе за пределы рода человеческого.