Экипаж. Александр Митта

Ненароков улыбнулся, спросил:

      – Ку?

      – Ку… Шо! – кивнул Алик. Мать в раздражении бросила в вазочку ложку, так что обрызгала и себя, и мужа.

      – Да перестаньте вы на птичьем языке разговаривать! Словно как нерусские!.. Губишь ведь ребенка, губишь!

      – Ну ты чего, Аля? Я уверен: ему так лучше, удобнее. И не надо заставлять насильно… Вот ты при нем…

      – Завел, завел шарманку… Кто бы знал, до чего мне тошно!

      Игорь Скворцов и девушка, которую он подвез из аэропорта, пили кофе и слушали музыку. Комната у Скворцова была ухоженная, чистенькая и немножко пижонская: светильниками служили африканские маски с лампочками в глазницах и во рту, на стенах – какие-то панели из матового стекла, центральное же место занимала «система» – магнитофон «Тандберг» с проигрывателем и разведенными по углам стереоколонками.

      Не вставая, Игорь повернул тумблер на сложном, чем-то похожем на его стол с приборами в кабине самолета, пульте, и по стенам, вернее по панелям, забегали разноцветные блики, волны, радуги.

      Игорь покрутил ручку – и музыка сменилась. Зазвучал концерт Чайковского, а на потолке, вытесняя друг друга, стали появляться слайды с видами русской природы: березовые голые рощи, скованные льдом реки, старые усадьбы среди сосен.

      – Потрясающе! – сказала девушка.

      Игорь улыбнулся.

      – Все сам. Вот этими руками.

      – Только почему на потолке? Шею сломаешь.

      – Я обычно лежа смотрю, – серьезно объяснил Игорь. – Лежа очень удобно.

      Андрей Васильевич Тимченко тоже был дома: смотрел рассеянно телевизор и разговаривал с дочкой.

      – Два зачета досрочно сдала, – рассказывала она. – Языкознание и фонетику.

      – Замуж еще не вышла? – пошутил отец. – Все-таки три дня не виделись.

      – Пока что нет.

      – А когда выйдешь, нам с матерью хоть сообщишь?

      Наташа улыбнулась, но как-то не очень весело.

      – Конечно, сообщу. Если рядом телефон будет.

      Отцу такой юмор не понравился, но он промолчал: сам ведь завел разговор.

      Вошла с кухни Анна Максимовна со стаканом морковного сока в руках.

      – О чем беседовали? – спросила она с беспокойством.

      – Так… О жизни вообще. – Наташа встала. – Я пошла учиться.

      Она взяла книгу, заложенную тетрадкой, и ушла к себе в комнату. Анна Максимовна поставила морковный сок перед мужем.

      – А ну его к лешему, – взмолился Тимченко.

      – Надо. Это сплошной каротин. Очень хорошо для глаз… Ведь знаешь.

      – Каротин, карантин, – пробормотал Андрей Васильевич, но сок выпил. А жена уже достала из-под журнального столика прибор, которым измеряют давление, и стала оборачивать руку мужа повязкой.

      – Зачем? – вяло протестовал Тимченко. – Это-то зачем?.. Только смотреть мешаешь… Ну, сколько там настукало?

      Жена улыбнулась: знала, что обязательно спросит.

      – Идеально. Сто двадцать на восемьдесят… Вот тебе Распутин, «Живи и помни». Это надо прочесть. Я очками заложила, где начинается.

      …В спальне