Февраль. Ирина Юрьевна Воронцова

меня тотчас же обратились взгляды всех присутствующих, в том числе и слегка удивлённый взгляд Габриеля, которого буквально шокировала моя осведомлённость. Я невольно рассмеялась. – Что? Право слово, чему вы так удивляетесь? Я же француженка, в конце концов! И прекрасно знаю все столичные новости. Простите, мадам Фальконе, я вас перебила, мне очень неловко!

      Все как по команде повернулись обратно к Соколице, все, но не Габриель. Он так странно на меня посмотрел, словно, как и Витген, тоже начал подозревать меня в очередной грязи. Я лишь улыбнулась ему, и принялась наслаждаться чудесным клубничным пудингом. Боже, какой шикарный у них здесь готовят пудинг!

      – Мадам Лавиолетт имела в виду первое убийство, произошедшее в мае прошлого года, – пояснила тем временем Виттория Фальконе, – его тоже приписывали господину Февралю, но я, признаться, не уверена… Зачем же, в таком случае, нужно было делать такой большой перерыв? Но, с другой стороны, кто же их поймёт, этих душегубцев? Так вот, «Ревю паризьен» пишет, что убивает он только девушек, исключительно молодых, не старше тридцати, и исключительно брюнеток… – Многозначительный взгляд был послан сначала в мою сторону, затем в сторону Габриэллы, беспечно жевавшей овсянку с фруктами. – Среди его жертв числится мадемуазель де Вино, дочка посла, только представьте себе эту неслыханную дерзость!

      – А, по-моему, выбор жертвы не имеет значения, – сказала Нана задумчиво, – что простая горничная, что дочка посла – господи, какая разница? Это всё равно преступление, и преступление по своей сути чудовищное!

      И вот только тогда, когда Нана употребила слово «горничная», глупую Жозефину точно слепого котёнка ткнули носом в непреложную истину. Горничная! Она говорила о бедной Селине! Ведь недаром же Витген сказал, что в её руке обнаружили цветок лаванды… Я только сейчас поняла, что это означает. И внутри меня всё заледенело. Я позабыла про чудесный пудинг, и мелодичного голоса мадам Фальконе уже как будто не слышала.

      – …он убивает их, и, непременно, оставляет рядом с телом какой-нибудь цветок, каждый раз разный! Должно быть, это какой-то ритуал… я читала труды одного австрийского учёного, господина Фрейда, и…

      – С вами всё в порядке? – Габриель, как всегда заботливый, коснулся моего плеча. Я невольно вздрогнула, затем прокляла себя за слабость, затем как ни в чём не бывало улыбнулась ему.

      – О, да, я в порядке, в полном! – По-моему, обмануть его мне не удалось, но Гранье был тактичным, и оставил меня в покое. Фальконе, тем временем, продолжала:

      – Предпоследней жертвой господина Февраля стала знаменитая графиня Симонс, жена нефтяного магната. Бедняжка так мучилась перед смертью…

      Я усмехнулась, вспомнив Иветту, и поспешила опустить взгляд в свою тарелку прежде, чем кто-то из присутствующих заметит моё злорадство. Благо, все слушали Фальконе, и на меня не обращали ни малейшего внимания – разве что, Габриель? Да и Арсен с другого конца стола тоже, вроде бы, поглядывал время от времени.

      – Последней стала Мария Лоран,