Отступники. Заклятые враги. Марисса Мейер

воришку. Никто не видел, как она подняла вверх ладонь. Сидящий через два ряда от нее Сталагмит не заметил, что его стальной топорик, будто сам собой, высвободился из ножен и влетел в подставленную ладошку Сороки. Вскинув руку с топором, та бросилась на Цунами. Члена Совета. Цунами стояла к ней спиной. Никто ничего не замечал, еще мгновение – и будет слишком поздно.

      Нова словно окаменела, не в силах решить, должна она остановить Сороку или нет. Ведь это было и ее целью. Истребить Совет. Уничтожить Отступников. Если одним членом Совета станет меньше – это хорошо, но…

      – Нет!

      Крик раздался прямо у Новы над ухом, до того близко, что на секунду ей показалось, что кричит она сама, но тут Данна, распавшись на смерч оранжевых бабочек, вспорхнула над публикой.

      На сцене, не обращая внимания на царящий вокруг невероятный хаос, доктор всадила иглу в руку Уинстона и надавила на поршень.

      Данна восстановила форму как раз вовремя, чтобы успеть схватить Сороку за руку и оттащить ее от Цунами. Касуми обернулась, и ее глаза округлились.

      Нова медленно выдохнула, но облегчение, которое она ощутила, длилось недолго. Данна, обеими руками обнимая вырывающуюся Сороку, смотрела прямо на Нову. С недоумением. С подозрением, как на возможную предательницу. Покраснев и дрожа всем телом, Нова отвернулась. Данна следит за ней? Она заметила, что Нова все видела и пальцем не пошевелила, чтобы предотвратить нападение?

      Внезапно истошный визг первой жертвы Уинстона резко стих и суматоха в зале прекратилась. Со своего наблюдательного пункта на стуле Нова увидела, что золотые нити, соединявшие двух подростков Отступников с пальцами Уинстона, порвались и растворились в воздухе. Уинстон рассматривал руки, недоуменно сгибая и разгибая пальцы. Темная краска вокруг его глаз начала трескаться. Он прерывисто вздохнул, нижняя челюсть задрожала, изо рта вырвался тихий, тоскливый вой.

      – Н-нет, – пробормотал он, заикаясь от ужаса. – Что случилось? Что вы со мной сделали?

      Подводка потекла, как черная кровь.

      Нова зажала рот рукой. Это все же был макияж или, по крайней мере, так это выглядело сейчас. Чернильного цвета жидкость стекала по лицу и капала тяжелыми, вязкими каплями. Она смешивалась с румянами, и вскоре все лицо было в черно-красных пятнах. Даже фарфоровая бледность начала выцветать, сползая по краям лица, затекая за ворот полосатой арестантской фуфайки.

      Уинстон снова испустил горестный вопль. Все, кто стоял на сцене, разом попятились. Доктор Хоган с отрешенным видом наблюдала за превращением Уинстона. У всех остальных вид был настороженный, даже испуганный.

      Уинстон, трясясь всем телом, не отрывал взгляда от своих скрюченных пальцев. Как хотелось бы знать Нове, что он видел – или не видел. Чувствовал – или не чувствовал.

      Вдруг Прэтт зарыдал. Слезы ручьями катились по размалеванным щекам. Отвернувшись, он вытер нос о плечо, оставив на полосатой ткани черно-красные разводы. Когда он снова поднял голову, Нова увидела, что у него больше нет линий и на подбородке. Обнажившаяся кожа была