Признак высшего ведьмовства. Надежда Первухина

Глаза, почти прозрачные, как мартовская капель, смотрели рассудительно и мудро для столь молодых лет. И что бы Руфа ни делала: полы ли мыла, доила ли корову, давала ли корм двум здоровенным боровам, что вечно недовольно хрюкали в просторном хлеву… Месила ли тесто, варила ли щи, стирала ли в большом деревянном корыте… Так вот, все, что ни делала Руфа, делала она все с той же царственной осанкой и поступью, без суеты, без капризов, без присущей многим замотанным хозяйством женщинам надрывности и истеричности… Немудрено, что едва Маркел почуял в себе прежнюю силу, как незамедлительно предложил красавице Руфе стать его женой. Почему женой, а не просто подружкой-полюбовницей? Да все просто: и помыслить не мог Маркел, чтоб такая девушка, как Руфа, согласилась на что-то, кроме полноценного и законного брака.

      – Хорошо, я выйду за тебя, – спокойно согласилась Руфа. – Ты мне, Марик, тоже глянулся… Только одно условие. Обещай соблюсти. Брак заключать по нашей вере будем, по деревенской.

      – Да не вопрос! – отмахнулся Маркел, любуясь атласной кожей своей избранницы и предвкушая грядущие вскорости за свадьбой наслаждения. – Погоди… Это что же, в город не поедем, расписываться в загсе не будем?

      Впервые тут увидел Маркел, как исказилось брезгливой гримасой лицо его будущей супруги.

      – Если и впрямь хочешь стать моим мужем, Маркел, – раздельно и веско сказала Руфа, – то забудь не то что про город с его порядками, а и про весь мир, что за стенами нашей деревни.

      – Это что же? – удивился Маркел. – Вы вроде старообрядцев каких получаетесь? Затворников? Да на дворе двадцатый век! Гагарин недавно летал в космос! Социализм строим!

      Руфа презрительно покривила пухлую губку:

      – То нас не касается. Община наша живет своим укладом. И с внешним миром не знается, потому что внешний мир весь погряз в грехе и почитает неправильных богов…

      Маркел слушал это разинув рот.

      – Впрочем, – спохватилась Руфа, – про то, каких богов надо почитать, а каких – нет, тебе еще знать не положено. Потому что ты не член общины нашей. Я тебя не неволю, Маркел. И от слова своего ты еще можешь отказаться. Подумай. Мы выведем тебя своими тропами к мирским жилищам, но обратно в деревню нашу ты дороги не найдешь. И про меня тебе забыть придется. Ничего, найдутся в вашем городе красавицы…

      – Такой, как ты, не найти мне, – отрывисто сказал Маркел. – Черт с ним, с городом, с совхозом. Остаюсь с тобой, в деревне. Только вот что… Я атеист.

      – Это как понять? – поморщилась Руфа. – Пороком тайным страдаешь или дурной болезнью болел?

      – Тьфу на тебя! – вспылил Маркел. – Атеист – это тот, кто не верит в богов всяких, вот я о чем… А вы, я вижу, тут все уж очень верующие.

      – Да, мы верующие, – сказала Руфа. – А коли ты с нами жить остаешься, то и сам скоро верующим станешь.

      – Агитировать будете… – непонятно сказал Маркел.

      – В наших богов нельзя не верить, – непонятно