Пять рассерженных жён. Людмила Милевская

туалетного столика.

      Он полез в тумбочку, а я устремилась к шкафу и в два счета отыскала чёрные туфли на высоченной золотой шпильке, все в тон моему «леопарду». Туфли просто шик! Ходить на них невозможно, но как роскошно можно на них стоять!

      Тут же к туфлям я подобрала сумочку и заткнула её под мышку. Фрол Прокофьевич водрузил мне на нос леопардовые очки, и мы снова застыли перед зеркалом.

      – Роскошно! – восхищённо выдохнула я.

      – Просто классика, – констатировал он. – Кто теперь скажет, что вы упали с третьего этажа?

      – Да, теперь это даже трудно предположить. Щёк и фингалов не видно, а остальное прекрасно сохранилось. Я довольна.

      – Но опять чего-то не хватает, – озабоченно проворчал Фрол Прокофьевич. – А! Понял! Локона на лбу!

      – Точно! И губной помады.

      Фрол Прокофьевич опешил:

      – Зачем на лбу губная помада?

      – Губная помада не на лбу, а на губах, – пояснила я. – И пудру на нос не помешает.

      В одно мгновение я напудрила нос, подрисовала губы и плойкой сделала из чёлки локон. И вновь застыла перед зеркалом, безмерно любуясь собой.

      – Фантастика! – воскликнул Фрол Прокофьевич и рухнул на кровать, которая жалобно под ним заскрипела. – Фантастика! Это должны увидеть все!

      Я же, глядя на себя, дар речи вовсе потеряла и издавала одни лишь междометия, поахивая, постанывая и даже повизгивая от удовольствия.

      В какой-то миг мне показалось, что кто-то стоит за дверью, но разве мне было до этого?

      – Все! Это решает все! Умоляю! Соглашайтесь! – с жаром воскликнул Фрол Прокофьевич, нещадно скрипя кроватью. – Я больше не могу! Это так неподражаемо! Вы должны! Вы должны…

      – Нет, – прервала его я. – Не смогу решиться. Не просите, не смогу, к тому же у меня муж. Как он на это посмотрит?

      – Но при чем здесь муж? Соня, как же? Я так хочу вам сделать приятно! – окончательно разволновался Фрол Прокофьевич, нервно ёрзая на кровати.

      «Боже, как она скрипит! – подумала я. – Матрасы совсем разболтались.»

      – Ну что мне, на колени что ли стать? – в отчаянии вопросил Фрол Прокофьевич и пригрозил: – Сейчас стану, если вы не согласитесь.

      – Согласна, – ответила я и с визгом бросилась его целовать.

      Он на кровати, конечно, сидел, но когда я на него прыгнула, он упал, и мы оба, ужасно скрипя, покатились – кровать широкая, слава богу было куда. И в это время распахнулась дверь, и на пороге вырос мой Евгений. Я испугалась, вскочила, одёргивая юбку и готовясь буквально ко всему. Фрол Прокофьевич тоже изрядно струхнул и с бормотанием «простите, простите» начал поправлять покрывало. Однако, произошло чудо: мой Евгений, смущаясь не меньше нашего, пролепетал «извините» и закрыл дверь спальни с другой стороны.

      «Он меня не узнал!» – обрадовалась я.

      Словно в подтверждение моих слов, Евгений сквозь едва приоткрытую дверь заглянул в спальню опять и спросил:

      – Простите, а Соня где?

      – Да вот же я! – с дуру завопила я.

      Евгений тут же вошёл.

      – Фрол Прокофьевич