Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста. Тим Грейди

происхождения и политических взглядов поддерживали территориальную экспансию или, например, использование разрушительных видов оружия. А расхождения, если они и случались, – во всяком случае, до последних месяцев войны – редко затрагивали этическую сторону ведения войны, а скорее касались наилучших подходов к победе Германии¹⁷.

      Вот почему следует признать, что евреи вместе с остальными немцами способствовали определению пути, которым шла Германия в ведении войны. И сам этот факт не остался без последствий: четыре с лишним года насилия, смерти и разрушений нельзя было внезапно стереть с прекращением военных действий. Речь, совершенно очевидно, идет о тех, кто потерял близких, был ранен на войне, чьи жизни были непоправимо разрушены конфликтом. Но даже там, где людям удавалось восстановить семьи, сообщества и предприятия, война зачастую продолжала отбрасывать мрачную тень на государство, политику и общество в период между мировыми войнами¹⁸. Возвращение в безоблачное лето 1914 года, как осознало большинство немцев, было несбыточной мечтой.

      И поэтому третий основной аргумент этой книги – то, что остатки культуры военного времени, которые определились при участии евреев и остальных немцев, оставили опасное наследие для послевоенного мира. В частности, семь особенностей немецкой военной кампании – воодушевление войной, всеобщая война, разрушение культуры, аннексии, «чужие», разногласия и миф об «ударе в спину» – определили и социальную, и политическую атмосферу послевоенной Веймарской республики. Нестабильность и хаос, ставшие результатом этого наследия, сыграли на руку национал-социалистическому движению на пути к власти. Вот почему рост популярности нацизма нельзя объяснить только длительной преемственностью немецкой истории, восходящей к объединению Германии, или спецификой колониализма XIX века¹⁹. Напротив, именно специфика немецкой Первой мировой войны – конфликта, облик которого совместно создали евреи и другие немцы – заложила фундамент для возможного пути Гитлера к власти²⁰.

      Конечно, не было никакой прямой линии от конфликта и от метода, легшего в его основу, к формированию этого послевоенного наследия. Прочным барьером между военным и мирным периодом встал триумвират поражения, революции и Версальского договора. Общее смятение от этих трех событий, вызвавших страх перед большевизмом и упадок нации, определило переход семи характеристик немецкой военной кампании в послевоенную Германию²¹. В хаосе послевоенных лет некоторым элементам культуры военного времени удалось перейти из военного в мирное время. Так, например, наследие воодушевления войной в начале 1920-х годов пребывало скорее в спящем состоянии: предположительно потому, что после поражения мало кому хотелось, чтобы им напоминали о недавнем страстном желании конфликта. С другой стороны, миф об «ударе в спину», первоначально возникший в последний год войны, стал вызывать еще более яростные споры, как только война достигла