Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…. Лора Козловская

пан Густав человеком богобоязненным, очень миролюбивым и честным. В его задачу входило прислуживать барину во время его трапезы. Обслуживал он барина без суеты. Ступал бесшумно. Не мельтешил перед его глазами и никогда не стоял у него за спиной. За долгие годы службы он научился чувствовать своего хозяина… Знал, когда следует убирать одно блюдо и подносить другое. Заранее знал, какое из блюд его избалованному барину придется по вкусу, а какое, скорее всего, может быть сметено им со стола со страшным ревом и скандалом.

      Барон, удовлетворённый тем, что слуги всё правильно поняли и вовремя покинули гостиную, доброжелательно пожал руку пану Густаву и окинул взглядом сервированный для него к завтраку стол.

      Среди многочисленных блюд барон выделил для себя два пышных, с хрустящей корочкой каравая. Один каравай был испечен из ржаной муки, второй из муки белой, пшеничной. Караваи лежали на белоснежном рушнике, яркие, замысловатые узоры на концах которого были расшиты крестиком. Караваи не были порезаны на кусочки, они сохраняли свою первозданную форму – ту, с которой их и вытащили из печи. Пышные, круглые, румяные, выпеченные с мудреным орнаментом в виде колосьев пшеницы, полевых цветов и каких-то птиц, смотрелись они помпезно и аппетитно.

      Барон тут же подошел к караваям и принялся их с интересом рассматривать. Затем отломил по небольшому кусочку от каждого из них, попробовал… и… был приятно удивлен их вкусом…

      – Хлеб испекла новая работница, – тихо пояснил барону подошедший к нему пан Густав.

      – Кто такая?.. – неожиданно живо поинтересовался у него барон… – Откуда взялась в моем имении?..

      Встревоженный пан Густав растерянно развел руками… В его усталых голубых глазах промелькнуло тревога.

      – Не имею ни малейшего представления об этом, Ясно Вельможный Пан, – сказал он поникшим голосом. – Надо бы об этом пана Медлера спросить… Это он её на работу в пекарню взял… Вчера вечером взял…

      – Так почему же вы, пан Густав, не поинтересовались у него до сих пор, кто она такая?.. Откуда она?.. Можно ли её, в принципе, к провизиям допускать?..

      Пан Густав, услышав в словах хозяина укор, стал виновато переступать с ноги на ногу…

      Барон отошёл от него и направился к своему большому мягкому креслу с высокой резной спинкой и подлокотниками, стоящему в центре стола. Это было его любимое кресло, сидя на котором, он вкушал пищу. Откинувшись на его мягкую спинку, он стал наблюдать за дворецким, который, по другую сторону стола, стоял перед ним поникший, сгорбившийся и с опущенными к полу глазами.

      Пан Густав чувствовал на себе недовольный взгляд своего хозяина и терпеливо выжидал, когда же он, наконец-то, сменит свой гнев на милость и позволит подавать завтрак. Но барон все молчал и ничего не говорил… Пан Густав украдкой взглянул на него и, убедившись, что он по-прежнему смотрит всё с тем же недовольством и хмурит брови, снова опустил глаза к полу. Руки его, от переживаний, что не смог быть полезным хозяину, заметно