Новый Олимп. Алексей Гравицкий

и горькими. Организм мгновенно воспротивился, но Георгий Денисович пресёк желание пойти на поводу у рефлекса:

      – Не вздумай выплюнуть. Жуй. Глотай.

      Сказано это было так, что мне ничего не оставалось, кроме как жевать. Странное дело, но чем больше я двигал челюстями, тем меньше ощущалась горечь. Зато абстинентный синдром начал рассасываться буквально на глазах. Ушла тошнота, притупилась, а затем и вовсе отступила головная боль, перестал раздражать свет, а после очистилась память, и из её затуманенных глубин возник вечер накануне…

      …зал кабачка на Тимура Фрунзе, барная стойка, стол, заляпанный вином, тарелки с сыром, мясом и фруктами, подвыпивший Георгий Денисович и сам я уже достаточно пьяный.

      – Сколько мне, по-твоему, лет? – вопрошал мой клиент.

      – Тридцать, – предположил я.

      – Сорок, – ответил он. – А что я сделал? Чего добился? Ни-че-го. Сорок тысяч лет впустую.

      Я кивал, потягивая из бокала, пока до меня не дошёл смысл сказанного. Вино встало поперёк горла, я поперхнулся, закашлялся. Георгий Денисович смотрел со странным выражением на лице:

      – Всегда одна и та же реакция. Какие вы предсказуемые, аж тошнит. Что смотришь, возница? Думаешь, я сумасшедший? Я сын Диониса…

      Я отогнал поток воспоминаний, приоткрыл глаза и по-новому посмотрел на Георгия Денисовича:

      – Вы бог?

      – Никак память прорезалась, – проворчал мой вчерашний клиент и повернулся к девушке, которая издевательски хихикала в ладошку: – Что смешного?

      – Бог? Геркан, у тебя очаровательное самомнение.

      Геркан-Георгий Денисович сердито стиснул зубы. Девушка тем временем продолжала издеваться:

      – Он полубог, – заговорщицки подмигнула она мне. – Папа у него, и правда, Дионис, зато мама – корова. Знаешь, боги по молодости как только не забавлялись.

      – Это клевета! – вспыхнул Георгий Денисович. – Мать была простой селянкой. А коровой её назвали злые языки за широкий таз. Вспомни классика: «Сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жёны, какую кто избрал. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди»[2].

      – Семейные легенды, – растеклась в ядовитой улыбке девушка. – Как это мило. Только ты не очень похож на исполина, Гер.

      – А вы? – поинтересовался я у девушки.

      – Нилия, – представилась она. – Для смертных – Лия. Я, дружочек, полноценная богиня.

      – Про которую никто ничего не знает, – мстительно ввернул Георгий Денисович.

      – Дочь Эрота и Эвтерпы, – не обратив внимания на подначку, закончила представление Нилия. – Но Гер прав, вне зависимости от родословной, мы с ним в одинаково затруднительном положении, – и, понизив голос до конспиративного шёпота, добавила, – нас нет.

      «Кухня» в квартире Георгия Денисовича оказалась невероятных размеров и менее всего напоминала кухню. Она была отделана мрамором, по углам журчали

2

Ветхий Завет. Бытие. Глава 6, стих 2, 4.