Крылатые качели. Максим Саблин

стрелки показывали десять утра.

      Заходила сверить график дня секретарь того мужчины, перешедшая по наследству к Федору. Сирена была сильно худой, сутулой девушкой тридцати лет, с выпирающим на спине позвоночником и маленькой грудью. В анкете ее значился один ребенок и жирный прочерк в графе «муж». Усталая от бытовых мучений, немного потерянная и непутевая, Сирена имела два насущных интереса: найти ребенку какого-нибудь отца и повысить себе зарплату. В лице Федора она видела решение обоих вопросов и потому первые дни взбивала черные волосы, выщипывала брови, лучисто улыбалась блестящими глазами и невинно наклонялась, открывая за блузкой маленькую грудь.

      Видимо, она так настроилась на решение хотя бы одного вопроса, что когда Федор отказал в обоих, то расплакалась на его груди; впрочем, и это не помогло. После был период обоюдной ненависти, разговоры сквозь зубы, но, что бы ни творилось, девушка старалась быть добросовестным секретарем, а Федор – хорошим начальником, и вскоре они стали добрыми друзьями.

      Заглядывали в кабинет младшие и старшие юристы, каждый со своим подходом к делу и начальству. Кто-то, ленясь самостоятельно разобраться в деле, пытался получить мнение Федора, кто-то, заходя с незначительным вопросом, хотел лишний раз подтвердить свою лояльность, кто-то просто клал на стол готовый документ. Первых Федор отправлял думать, вторых – работать, а сам принимался разбирать горы исков, ходатайств, заявлений, жалоб и писем. Он курировал судебно-арбитражную практику, должен был много читать, встречаться с клиентами, ездить на важные процессы и контролировать тысячи прочих вопросов.

      Заходила полная кудрявая женщина из бухгалтерии и требовала с него отчет по представительскому расходу. Заходил седовласый и почтенный коллега из отдела рисков, ревниво относившийся к тому, что Федор молод, и, стараясь скрыть снисходительность к его возрасту, требовал отчет, из серии: «Напиши что-нибудь о чем-нибудь». Бухгалтерию Федор направлял к Сирене, седовласого просил прислать письменный запрос.

      Заходил Стукачев, женоподобный мужчина с манерной речью, который, как карикатурная лягушка, закатывал глаза. Фамильярно здороваясь, он оглядывал кабинет, шкаф, стол, кресло и спрашивал пустое: «Как дела? Что нового?», едва скрывая под всем этим недоброжелательство к тому, что этот кабинет занял Федор, а не Стукачев.

      Федор все это видел, все знал, все умел решать. Единственное, чего он не мог, – это убедить жену отдать сына на секцию.

      Ближе к трем, проклиная жену и тещу, Федор прибежал в кабинет Серафимова отпрашиваться. Рассматривая два ледоруба на стене, он рассказал свое дело. Шеф, в восьмидесятые заместитель министра юстиции СССР и известный альпинист, был сгорбленным ревматизмом стариком, еле передвигавшим ноги, но человеком весьма опытным и мудрым. Слушая рассказ Федора, он сидел за массивным дубовым столом и крошил в миниатюрное блюдечко белый хлеб. За спиной его висел портрет молодого Плевако, перед ним же, на столе, желтела деревянная клеточка,