Блондинки моего мужа. Ирина Потанина

потому заставлял именовать братца кузеном. Мысленно я всегда называла его лжекузеном, уж больно не похожи на родственные наши с ним отношения. Еще тот подарочек наш Леонид! Лет ему тридцать, выглядит на двадцать, а ума – на десять. Приставать начал, еще когда мне шестнадцати не было. По возможности мягко я его всегда отшивала. Даже дружить с ним пыталась. Но дружба ему была не нужна. В результате он меня ужасно ненавидит. Внешне, конечно, он – сама галантность. На правах своего старшинства (он старше меня на пять лет) все норовит якобы заботиться обо мне. Сволочь!

      – Круто сказано! – перебил Тема, но, наткнувшись на мой строгий взгляд, тут же осекся. – Но ты не отвлекайся от сюжета, Маш… Ты про отца рассказывала и про завещание.

      Таким Темка нравился мне куда больше.

      – Да, извините, – Маша попыталась соответствовать атмосфере общей собранности. – В семнадцать лет, устав от навязчивой отцовской опеки, я сбежала из дому. Мама умерла, когда мне было пятнадцать, поэтому некому было оградить меня от строгого воспитания отца. Он пытался вырастить из меня отъявленную стерву. Эдакую белую кость, презирающую все вокруг. Не разрешал выходить никуда с «простыми смертными», приставил репетиторов, не оставляя ни минуты свободного времени, в качестве отдыха навязывал общение с детками таких же, как он, богатеев, совершенно не учитывая, нравятся они мне или нет. В общем, навязанная им жизнь постепенно становилась невыносимой, и я сбежала в столицу. Позвонила отцу и сказала: «Не ищи меня, все равно не найдешь, не оставила я себе ничего от тебя – ни фамилии, ни связей, ни средств».

      – Как же ты жила? – удивился Артем.

      – Да нормально, – улыбнулась рассказчица, – как все. Сначала училась и в общаге обитала, потом работу нашла. Что сложного-то? Плохо только, что, пока я лишения терпела и на ноги становилась, лжекузен времени даром не терял. Возле отца моего пасся, наследство себе высиживал. А я возьми да объявись перед самой смертью отца. Бедный братец, надо было видеть его выражение лица, когда я вошла в комнату умирающего папеньки! А мне тогда сон приснился, что отец заболел. Вот я не выдержала и приехала. Оказалось – вовремя. Мы, знаете, те несколько дней, что нам отведено было, так хорошо с отцом поговорили, – Маша изо всех сил старалась не разрыдаться, и ей это почти удавалось. – Простили друг другу все. Вспоминали маму. Вот тогда рассказал он мне про завещание. Оказывается, часть наследства кузену действительно перепала, но основное все – мне. Я говорила отцу: «Ты, папа, не выдумывай, выздоравливай лучше. Мне деньги эти не нужны вовсе. Мне ты нужен». А он так разволновался от такого моего заявления, что тут же и умер от нахлынувших чувств. Представляете?

      – Мои соболезнования, – вставила я.

      – Спасибо, вам также, – автоматически ответила Маша и тут же спохватилась: – Ох, простите, это я от нервов чушь плету. Так вот, приехала я сюда на дачу. Ту, что за вашим забором, заброшенную. Ее моя мама когда-то любила, а после ее смерти, кажется, и не бывал тут никто. Отцу больно было возвращаться