Последнее слово. Книга вторая. Людмила Гулян

запив нехитрый ужин своим же вином. Утолив голод, Лэнгли принялся разглядывать гигантский лагерь. Неподалеку он различил золотые с синим цвета своего сюзерена Уильяма де Перси, лорда Нортумберленда, и красно-золотые с черным Джона де Лэйси, графа Линкольна. Сердце Лэнгли непроизвольно екнуло, когда глаза его остановились на красно-серебристом шелковом флаге: он узнал герб Фалка Фитцварина, лорда Уиттингтона. И вспомнил тот далекий октябрьский вечер в Аберистуите, когда рассказывал Алаис и Изабель историю лихой, полной опасных приключений жизни отважного рыцаря, осмелившегося бросить вызов королю Джону и с честью вышедшего из неравного противостояния. С трудом проглотив подступивший к горлу ком, он отвел свой взор.

      Других известных ему геральдических эмблем поблизости он не заметил. Пользовавшиеся доверием короля и входившие в его ближайшее окружение графы-магнаты Маршал, Биго, де Куинси, де Вере, де Невилл, де Варенн, вне всякого сомнения, расположились в замке Довер, в непосредственной близости к монарху. Лэнгли не сомневался, что королевский приказ о срочной и всеобщей мобилизации не обошел стороной и лорда Клиффорда. Как знать: быть может здесь, среди ополченцев, сейчас находился Алан Деверо. Видит бог, как страстно хотелось ему броситься на поиски старого друга, но он сдерживал себя, понимая, что еще не готов к встрече.

                                                            * * *

      Сумерки сменились прохладным вечером; лагерь постепенно затихал. Ночная тьма поглотила пестроту шатров, и лишь догоравшие костры посылали в ночное небо снопы искр. Оруженосцы Лэнгли улеглись у палатки и тут же захрапели, как и солдаты Тиндейла. Сам лорд Адам, ссылаясь на усталость, удалился в свой шатер сразу после скромного ужина.

      Лэнгли так и не смог уснуть; проворочавшись на своем узком походном ложе, он выбрался наружу и уселся на большое полено у костра. Нанизав на прутик черствую хлебную горбушку, подрумянил ее над огнем и принялся неторопливо есть, отщипывая маленькие кусочки от горячего хрустящего ломтя. Когда-то его называли волком-одиночкой – за сдержанность характера и неуемное стремление к независимости. Теперь же он страшился уединения: стоило ему остаться одному, как воспоминания о былом одолевали его, причиняя невыносимые страдания. Как и сейчас, когда мысли об Изабель заставили его сердце сжаться в приступе мучительной тоски.

      Прошло чуть меньше года со времени его возвращения из Аберистуита и завершения военной карьеры. Он с горечью вспомнил, как сгоравший от нетерпения и полный радужных надежд появился в маноре Деверо – только затем, чтобы пережить нанесенный ему верным другом сокрушительный удар: Изабель, его невеста, ушла в монастырь. Вспомнил охватившее его невыразимое отчаяние, когда Алан, пряча глаза и запинаясь, передал ему прощальные слова сестры и кольцо, подаренное им Изабель – потрясенный и опустошенный, он уехал, даже не войдя в дом. Невольно коснувшись груди ладонью,