Брак по расчету. Евгения Марлитт

ему здесь, а то Габриеля давно бы разлучили с матерью.

      Глаза мальчика наполнились слезами.

      – Ты должен стать монахом? Тебя принуждают к этому, Габриель? – быстро спросила Лиана.

      – Говори правду, сын мой, кто принуждает тебя? – раздался сзади голос придворного священника, совершившего сегодня брачный обряд.

      Он стоял на пороге отворенной двери, и темная фигура его резко выделялась на фоне облитых лунным светом розовых кустов. При виде его Лиана невольно вспомнила о тени, виденной ею у колонны: значит, это он следил за ней.

      Лен присела, а священник с изящным поклоном, улыбаясь, вошел в комнату и сказал:

      – Успокойтесь, баронесса, мы здесь, в Шенверте, совсем не так жестоки, как можно подумать. Мы не позволяем себе таких возмутительных насилий, о которых повествуется легковерному свету в сказке о мальчике Мортаро, не так ли, дитя мое?

      Он ласково положил свою тонкую белую руку на плечо Габриеля. Если бы не длинная монашеская одежда и не тонзура, белым пятном выделявшаяся на темной кудрявой голове его, никто не принял бы этого человека за духовное лицо. Ни тени той величавой медлительности в движениях, в которой нередко есть нечто заученное, театральное, ни малейшего умиления в тоне! Да и сегодня за столом, во время жаркого политического спора, его металлический голос звучал вызовом, подобно боевому кличу.

      При его появлении больная снова уткнулась лицом в подушки и притихла, будто уснула. Она походила на испуганную, дрожащую птичку, старающуюся укрыться от рук ловца.

      – Что с ней опять сегодня? – спросил священник. – Она очень беспокойна – я даже в ризнице слышал ее стоны.

      – Ваше преподобие, герцогиня опять проезжала сегодня мимо дома, а после этого, как вам известно, ей всегда бывает хуже, – ответила ключница почтительно, но с плохо скрытой досадой.

      На губах священника мелькнула насмешливая улыбка.

      – Но она должна свыкнуться с этим. – Он пожал плечами. – Герцогиня, конечно же, не откажется от своих прогулок по «Кашмирской долине» ради этой несчастной, да и у кого достало бы мужества требовать от нее подобной жертвы?

      Он подошел ближе к кровати, больная содрогнулась.

      – При всей вашей строгости вы, верно, слишком снисходительны к больной, добрейшая г-жа Лен, – сказал он. – К чему эти тяжелые браслеты на разбитых параличом членах? К чему эти ожерелья на груди?

      – Она умерла бы, ваше преподобие, если бы я лишила ее этих вещей, – сказала Лен сквозь зубы, с какой-то особой торопливостью, и ее маленькие, глубоко посаженные глаза сверкнули.

      – Вы не правы: она так слаба, так изнурена, что едва дышит. Эта тяжесть при ее беспомощности вредит ей больше, нежели вы думаете… Подойдите сюда, давайте попробуем!

      Теперь больная повернулась к ним лицом и широко открыла глаза, они были полны ужаса. Прижав к груди левую руку, она испустила тот же жалобный стон, какой Лиана слышала днем в своей комнате. Лен стала между кроватью и священником и положила