Поворот рек истории. Олег Дивов

фрязин, не напрасны.

      Друнгарий, обнажив длинный тонкий клинок с гардой в виде округлой корзины с плетеной скобой сбоку, медленно надвигался на Глеба Белозерского. Лицо его было страшно.

      «Какая-то маска гнева из древней трагедии…»

      Из-за спины Апокавка выскочил арменин. Ударил мечом раз, другой, третий… и вот уже плетью висит левая рука генуэзца, источая кровь.

      – Иперперон – мой, Глеб!

      Вдруг откуда-то снизу на палубу вылез человек с двумя пистолями – в левой руке и правой. Грохнул выстрел. Арменин вскрикнул от боли и покатился, уронив меч.

      Стрелка почти не было видно за пороховым облачком, но Апокавк уловил: «Левую руку поднимает, князя выцеливает!»

      Что-то пролетело мимо его уха.

      Стрелок застонал, падая.

      Апокавк бросился к друнгарию, который уже примеривался, куда бы ткнуть Гавраса – чтобы насмерть. Грек успел выхватить меч из ножен, но поскользнулся на крови и полетел вперед, словно камень, пущенный из катапульты. Рухнул в ноги друнгарию. Тот покачнулся, сделал пару шагов назад, но клинка не выпустил.

      Чья-то сильная рука отшвырнула Апокавка в сторону, как котенка.

      – Ты же со мной хотел… Так давай, горячая голова.

      Князь Глеб смотрел на друнгария безмятежно.

      Генуэзец сделал выпад. Еще. Еще. Еще. Рубанул сплеча. Попытался достать ногу князя. Вывел какой-то замысловатый прием, метя в шею…

      Стратиг легко отбивал его своей саблей.

      – Стар стал, – сказал он рассвирепевшему друнгарию без задора. – Ослаб.

      И сам с какой-то спокойною ленцой нанес четыре удара – столь сильных, что генуэзца разворачивало боком, когда он подставлял клинок. На четвертом ударе его развернуло почти что спиной. Стратиг перехватил правую руку друнгария и с размаха приложил рукоятью сабли в висок. Тот рухнул, как подкошенный.

      – Марать противно… – спокойно молвил князь, вкладывая саблю в ножны.

      Все то время, пока Глеб Белозерский дрался с генуэзцем, Апокавк лежал на палубе, потирая лодыжку.

      «Вывихнул? Нет, слава Богу, всего лишь потянул… А что там со стрелком?»

      Стрелок лежал пластом, с сулицей в горле. Из-за пояса у него вывалился стилет – короткий и тонкий. Апокавк повертел его в руках.

      «Русские назвали бы это шилом… Вот кто ранил нотария, убил охранника моего, а потом хонсария».

      Патрикий огляделся.

      Князь Глеб сидел прямо на палубе и держал тело Гавраса на коленях.

      – Ну как же ты, друг мой… Как же ты, брат мой…

      – Брат-то… я твой, – пробормотал арменин, теряя сознание, – а иперперон… все равно мой.

      – Да твой, твой, – ответил князь со вздохом. Вынул золотую монету и сунул ее Гаврасу в руку. Тот ослабел до такой степени, что иперперон выкатился у него из пальцев.

      – Ничего, ничего, – сказал князь, подбирая монету.

      Глеб опять вложил ее арменину в руку, а чтобы она вновь не упала, сжал его ладонь своей. Турмарх, кажется, уже ничего не понимал. Он лежал, запрокинув голову и закрыв глаза.

      – Ничего,