Ватник Солженицына. Олег Матвейчев

еще не было его, будущий Ленинский проспект. В нетронутой первозданности видна была Канатчикова дача. По другую сторону – купола Новодевичьего, туша Академии Фрунзе, а далеко впереди за кипящими улицами, в сиреневой дымке – Кремль…»62

      Чем больше Солженицын любовался на Москву, тем больше он ее ненавидел: «Все зло, державшее нас, было сплетено здесь. Кичливый город, никогда еще так, как после этой войны, не оправдывал он пословицы: Москва слезам не верит!»63…

      В общем, работа попалась Солженицыну не слишком пыльная. Но и она казалась мечтательному нормировщику чересчур тяжкой, и он хватался за каждую возможность облегчить себе долю. Однажды в лагерь на Калужской был переведен из Матросской Тишины ансамбль Московского УИТЛК64. «Какая удача! – образовался Солженицын. – Вот теперь-то я к ним пробьюсь!» Однако устроиться в «крепостной театр», как он его называл, неудавшемуся актеру оказалось задачей непосильной: «Сколько я ни бился – попасть в тот ансамбль мне не удалось»65.

      Судьба опять оказалась милостивой к Александру Исаевичу – труппу вскоре перевели с Калужской, а годом позже прошел слух, что грузовик, на котором актеры ехали на очередной концерт, попал под поезд. «Никогда мы сами не знаем, чего хотим, – комментирует Солженицын. – Сколько уже раз в жизни я страстно добивался не нужного мне и отчаивался от неудач, которые были удачами»66.

      Обратили внимание? Не как-нибудь, а удачей назвал Солженицын трагическую гибель актеров. Может, просто выразился неудачно писательнобелиат? Или же эта оговорка не случайна? Узнаем чуть позже…

      В начале зимы 1945 года в жизни Александра Исаевича произошло важное событие – он стал стукачом. В «Архипелаге» он уверяет, что сам он не такой – просто опер в процессе вербовки переиграл его с помощью хитрых психологических приемчиков – апеллировал к высоким чувствам, нажимал на слабые места. В общем, уговорил, черт языкастый.

      И вот он уже дает согласие сообщать информацию о готовящихся побегах:

      «– Можно. Это – можно» 67, подписывает соответствующий документ и получает оперативную кличку: «Ветров».

      «…И я вывожу в конце обязательства – “Ветров”. Эти шесть букв выкаляются в моей памяти позорными трещинами. …

      А уполномоченный прячет мое обязательство в сейф – это его выработка за вечернюю смену, и любезно поясняет мне: сюда, в кабинет, приходить не надо, это навлечет подозрение. А надзиратель Сенин – доверенное лицо, и все сообщения (доносы!) передавать незаметно через него.

      Так ловят птичек. Начиная с коготка»68.

      Впоследствии Александр Исаевич будет убеждать своих читателей, что на самом деле сделка с тюремными властями была его «маленьким достижением», ведь обязательство он дал «слишком частное» – всего лишь сообщать о готовящихся побегах. При этом за все это время он так ни на кого и не настучал69. Видимо, надеялся он, что документы, которые бы

62

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 6. С. 183.

63

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 6. С. 183.

64

Управление исправительно-трудовых лагерей и колоний.

65

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 6. С. 308-309.

66

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 6. С. 310..

67

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 6. С. 230.

68

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 6. С. 231.

69

Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 6. С. 231.